Гнев единорога - [4]

Бррр… Таша даже головой помотала. Байрус! Как ни крути, в нем не было ничего, что могло бы ее привлечь. Он вызывал только страх и недоверие. К тому же был намного старше. Подумав об этом еще раз, девушка точно поняла: нет, она не сможет не то что полюбить Байруса, но даже заставить себя относиться к нему безразлично, без опаски и неприязни. И снова с сожалением вспомнила того веселого сельского мальчишку, с которым чуть не поцеловалась на деревенском празднике. Он был молод и красив: загорелый, голубоглазый. Сначала они танцевали до упаду, а потом он увлек ее в глубь садов и, прислонив к дереву, обнял за талию. Однако, ловко вырвавшись, Таша, как испуганная косуля, стремительным прыжком скрылась в вечернем сумраке, оставив ни с чем незадачливого ухажера.

Не пожелав тогда раздаривать поцелуи, Таша прекрасно помнила, что, хотя случайный сельский кавалер и не вызывал у нее особых чувств, с ним было легко и приятно, а Байрус… нет, о нем даже думать не хотелось, он был где-то за гранью безразличия, на рубеже постоянной тревоги и недоверия…

Кивнув Геофу и жестом попросив не разглашать тайну ее отсутствия на уроке музыки, принцесса поспешила через мост. Быстро дошагав до деревни и спустившись к лугу, она легко отыскала веселую Таму. По-лягушачьи растянув в улыбке губы, та, как сумасшедшая, замахала рукой. Подбежав, Таша плюхнулась рядом с ней в траву и достала из-за пазухи слегка подтаявший кусок шоколада.

– Ух ты! – Тама восторженно всплеснула руками и деловито приняла угощение, которое незамедлительно съела. – Купцы были? Счастливая ты, принцесса! Надо же – ШОКОЛ-А-А-А-Д! – она блаженно закатила глаза, слизывая с руки остатки растекшегося лакомства. – Эх, всегда мечтала стать купчихой!

– Ты? Купчихой? – чуть не подавившись, фыркнула Таша. – Ха-ха.

– А что? – Тама шутливо подбоченилась и надула губы. – Буду толстая, вся в золоте и камнях, буду плавать на большой ладье и ругаться на базаре с торговцами! Мужа сама возьму, из бедняков, поплюгавее да потише – чтобы молчал и соглашался во всем. Он мне слово поперек, а я ему нагайкой по шее – на! Молчи да жену слушай, коли жена купчиха, богатства в дом носит да тебя, дармоеда, кормит!

Она ловко вскочила на ноги, взмахнула пастушьим хлыстом и, вальяжно вышагивая, прошлась по лугу. И правда – чистая купчиха, поразилась Таша.

– А ну, голубчик, отрежь-ка мне этого шелку да того бархату, да смотри, аккуратно, затяжек не наставь! А ты завесь мне пять пудов шоколаду! Эй, слуги, чего стоите? Грузите товар на ладью! – продолжала кривляться Тама, а ее молчаливый и тихий брат Филипп, сидящий в сторонке и с надеждой поглядывающий на остатки шоколада, испуганно отодвинулся подальше.

– Да, – согласилась Таша, – купчиха ты прирожденная!

– Да ну, – пастушка смущенно потупила взор, – мечты все это.

– А мечты, они на то и мечты, чтобы их исполнять, – Таша воодушевленно махнула рукой.

– Да как же их исполнить, принцесса? – Тама милостиво кивнула Филиппу, позволяя тоже угоститься лакомством.

– Денег заработать! Я же заработала! Лошадь себе купила!

– Пф! Да ты – принцесса, – обиженно отмахнулась пастушка, – у тебя одних платьев ворох и стоят они немало, а у меня? – она оглядела свою застиранную кружевную юбку. – Продам, так голой и останусь.

– Ну, – Таша принялась усиленно соображать, – ну, ты… а вот! – она радостно потерла руки. – Ты сделай что-нибудь!

– А что я сделаю-то? Я ничего и не умею, – отрезала Тама.

– Как же не умеешь? Овец умеешь пасти и на свирельке играть!

– И что? – пастушка хмуро ткнула носком сапожка брошенную в траве свирель.

– А вот! – Таша просияла, неожиданно придумав ловкую, как ей казалось, штуку. – Ты Лауриных овец возьмись пасти за деньги!

– Лауриных? – Тама с сомнением посмотрела вдаль, где на опушке леса белыми облачками колыхалось еще одно овечье стадо.

– Конечно! – Таша довольно сцепила пальцы. – Лаура замуж хочет выйти, а ее никто не берет.

– Еще бы, у нее же рожа красная, как помидор, и руки такие же! – со знанием дела подал голос Филипп.

– Она красная, потому что целыми днями свое стадо пасет и на солнце обгорает! Вот ты и предложи за деньги ее овец пасти. Она богатая – ей отец с каждой ярмарки бусы из камней привозит! Разве не дело говорю?

– Может, и дело, – Тама задумчиво почесала вздернутый носик. – Попробую, пожалуй…

* * *

Несмотря на войну, окрестные села и деревни дышали миром и покоем. Дети играли в лесах и на реке, не боясь зверья и душегубов, девицы ходили в соседние села, вооружившись одной лишь корзинкой и кошельком с горсткой монет, – разбойников тут не бывало никогда. Тревогу порой вызывали солдаты из замка: от их давно не ношенных доспехов, грудами сложенных под навесами в соломе, пахло кровью былых сражений, а видавшее виды оружие хранило в себе тайны прошлых убийств.

Две подруги, щебеча как птицы, шли по лесной дороге. Мягко шелестели юбки, бесшумно переступали по заваленной хвоей земле легкие ноги в кожаных туфлях. Тама волокла огромную корзину с отрезами ткани и кульками сладостей, купленными для троюродных младших братьев и сестер на ярмарке, которую девушки успешно посетили. Таша тащила на закорках седло и уздечку, расшитые красными нитями и золотом.