Гнев Божий - [55]

— Пусть все убираются, — скомандовал я Ван Хорну. — Все до одного. Повитуха может остаться, только пусть сначала хорошенько вымоет руки. Пусть скорее принесут из кухни горячей воды и мыло.

Родственники все до одного, протестуя, неохотно покинули спальню. Морено, уже не рассчитывая больше увидеть жену живой, о чем он сам сказал у двери, тоже вышел из комнаты.

— Молитесь за нее, — тихо сказал им Ван Хорн. — Молитесь, чтобы Святой Мартин из Порреса помог ей.

Закрыв за ними дверь, он быстро подошел к окну, распахнутому на террасу, и что-то крикнул шумевшей на улице толпе. Я не расслышал, что именно, но думаю, то же самое, что и родственникам Морено. Затем Ван Хорн плотно закрыл в спальне все окна.

Послышался легкий стук в дверь, и, когда я ее открыл, на пороге с тазом горячей воды и куском дешевого хозяйственного мыла появилась Виктория. Я принялся мыть руки и приказал повитухе сделать то же самое. В ответ старуха, всплеснув руками, выбежала из спальни.

Стянув с живота роженицы простыню, я согнул ей в коленях ноги и осмотрел. Мне сразу стало понятно, почему повитуха пришла в отчаяние.

— Ты еще не забыл, как это делается? — спросил Ван Хорн. Чтобы женщина ничего не поняла, мы перешли на английский.

— При нормальных родах ребенок появляется на свет головой вперед. А в этом случае — ягодицами. Ситуация чертовски сложная.

— Ты можешь ей помочь? — с надеждой в голосе спросил Ван Хорн.

— У меня почти не было практики. Но с теорией я знаком.

Женщина вновь завыла, и я ее, повернув на бок, попытался успокоить. Мне это не удалось. Тогда Ван Хорн, обойдя кровать, взял жену Морено за руку.

— Не волнуйтесь, все хорошо, уверяю вас, — сказал он. — Мучения ваши скоро закончатся, и у вас будет здоровый сын.

Голос Ван Хорна вновь изменился. Я уловил в нем сострадание, любовь, можно назвать это как угодно, и абсолютную уверенность в своих словах. Крики женщины перешли в прерывистый стон. Не отнимая руки, она с верой и надеждой смотрела на священника.

Я отвел Викторию в угол спальни, быстро, но не громко объяснил, что от нее потребуется, и приступил к работе.

Для удобства мне требовалось подвинуть роженицу к самому краю кровати. Подхватив женщину с обеих сторон, мы с Ван Хорном, продолжавшим успокаивать несчастную, придали ей нужное положение.

Во время учебы в медицинском колледже я присутствовал при нескольких родах. Но все они проходили по классической схеме и без осложнений. Всего лишь раз мне довелось увидеть роды, аналогичные этим. Но это происходило в больнице. Как я сказал Ван Хорну, теоретически я был подкован. Словно на экзамене перед лицом суровых преподавателей, я сделал глубокий вдох, вспоминая последовательность действий акушера в подобной ситуации.

Прежде всего нужно было развернуть плод ножками вперед. Все зависело от того, удастся ли мне повернуть его в утробе матери. Осторожно введя руку между ног матери, я понял, что добиться этого вполне возможно, так как ножки у плода разгибались. Действовать надо было крайне осторожно, и я, нащупав пальцем коленку ребенка, слегка надавил на нее. Ножка распрямилась. То же произошло и с другой, когда я повторил манипуляцию.

В этот миг сеньора Морена жутко закричала и забилась в конвульсиях. Я попросил ее, чтобы она тужилась, и вскоре обе ножки ребенка вышли из утробы матери.

Виктория, разорвав хлопчатобумажную простыню на несколько частей, стояла рядом наготове. Я протянул ей руки, и она быстро вытерла их насухо. Теперь мне предстояло провести следующий этап.

Просунув руку между ног младенца и уперевшись большим пальцем ему в крестец, я стал тянуть его на себя до тех пор, пока не показались плечи. Я хорошо помнил, что делать дальше, и осторожно повернул ребенка против часовой стрелки. Затем, подцепив пальцем левый локоть, я вытянул ему всю ручку. Повернув ребенка в противоположном направлении, я проделал то же самое с его правой рукой.

Прервавшись на секунду, я перевел дух.

— Как дела? — спросил Ван Хорн по-английски.

— Пока все хорошо, но сейчас предстоит самое опасное. Извлечь ему голову. Это очень сложно, даже при наличии медицинского инструмента. Если допустить оплошность, то шанс нанести ему черепно-мозговую травму велик.

Вся сложность заключалась в том, что голова должна была медленно и непрерывно выходить из чрева матери. Об этом я хорошо помнил. Подхватив младенца снизу ладонью правой руки, я просунул ее под ним в матку и ввел средний палец ему в рот. Теперь ребенок всем телом лежал у меня на руке. Затем, положив большой палец левой руки ему на голову и зацепив указательным и безымянным его плечи, я принялся медленно, даже очень медленно, тащить младенца на себя. Чтобы ослабить напряжение матки, я прилагал такие усилия, что у меня на лбу выступили крупные капли пота.

Наконец мне удалось извлечь ребенка, но я тут же обнаружил, что он не дышит. Тело младенца было отвратительного, почти фиолетового цвета.

В попытке вернуть младенца к жизни я похлопал его ладонями, но это не помогло. Тогда, взяв у Виктории лоскут ткани и сделав из него жгутики, я очистил от слизи рот и ноздри новорожденного. По отчетливому биению сердца я определил, что ребенок еще жив.