Гнет - [26]

   А в тот день, когда немцы наших солдат по хатам искали, они и у отца ее – Пети,  двух наших раненных солдат, спрятанных им под кроватью, нашли – я тебе уже рассказывала об этом, помнишь?.. Застрелили немцы тогда и Петю и тех двух солдатиков наших, а им тогда не больше шестнадцати лет было,… совсем дети. И это тоже чуть ли не на глазах у твоей мамки произошло: она тогда только во двор к Пете вошла узнать, как он, и тут же из землянки послышалась автоматная очередь, а потом из нее вышли фашисты. Они, слава Богу, Нину не тронули, но когда она вошла в землянку, то увидела убитых, а у Пети пуля вошла прямо в висок. Там же, возле Пети и двух убитых наших солдат, лежала мертвой и Петина соседка, баба Феня Суркова - старуха восьмидесятипятилетняя. А спустя какое-то время, когда наша артиллерия  начала обстреливать из Новой Одессы наше село, снаряд в эту, Петину землянку попал – вдребезги там все разлетелось. Много тогда хат было уничтожено, и хорошо еще, что нас тогда немцы предупредили об опасности и все жители села покинули его,… можно только догадываться о том, что было бы со всеми нами, если бы мы не ушли тогда в степь.

   А в тот день, когда немцы обходили село в поисках наших солдат, они и в нашу хату тоже зашли, прямо через дыру в стене. Они увидели на полу перевязанного деда Ваню и, решив, что это раненный наш солдат, тоже хотели его застрелить. Старший по званию немец уже даже свой автомат вскинул, и ему какого-то мгновенья не хватило, что бы выстрелить в деда Ваню. Мне тот момент даже вспоминать страшно.

   Помню, бросилась я тогда со своими девчатами ему в ноги, умолять его стали, что бы он ни убивал и, к счастью, немец добрым оказался - не стал он грех на свою душу брать. Опустил он свой автомат и, оттолкнув меня ногой, из хаты пошел. А его напарник, сволочь такая,  рябой и носатый, с сумасшедшими глазами вслед ему что-то возмущенно кричать стал. Видимо, ему не понравилось, что тот в живых деда Ваню оставил. Мы, затаив дыхание, ждали, чем все это закончится, но старший немец не поддался влиянию своего напарника - он молча вышел из хаты и пошел на улицу, и младший, недовольно громко ругаясь, тоже пошел за ним следом. И это просто счастье наше было тогда, что они из дома сразу на улицу пошли – в то время у нас в погребе двое солдат раненных лежало, их Аня промокшими до ниточки и совершенно без всякой надежды на спасение,  в огороде нашем нашла и туда затащила.

   Один из них – лет пятидесяти, в воронке от взрыва снаряда тогда лежал,  у него было два осколочных ранения: в плечо и в ногу, выше колена. Плечо его было  полностью раздробленным, а из ушей его текла кровь, его трясло, и он совершенно ничего не слышал. А другой – лет шестнадцати, лежал рядом с тремя, разорванными в клочья солдатами, метрах в двадцати от воронки. У него рука выше локтя была полностью оторвана, и был он тогда без сознания. Там же, в огороде и в саду, было еще пять таких же воронок от взрывов, и вокруг них - семнадцать убитых наших солдат лежало.

    А деду Ване в тот день тоже совсем плохо уже было: огромный острый осколок от бомбы мамка твоя – Нина, прямо с ватой от телогрейки из спины деда Вани вытащила, но обработать эту рану нечем было, его трясло - он весь горел и бредил. На голове, в области виска, тоже огромная, кровоточащая рана была,… дед Ваня потом до самой смерти мучился от головной боли, да и умер он от опухоли, что потом образовалась на этом месте.

    Я была в отчаянии: думала, что он до следующего дня не доживет. Послала я тогда Нину в немецкий лазарет, он тогда на нашей улице в той хате, что сейчас баба Вера живет, а тогда, там мать ее жила, и, говорю ей: проси-моли немцев, но принеси что-нибудь  противовоспалительное, если не принесешь,- говорю,- то завтра у тебя отца не будет. И, ты, внучек, представляешь?! - привела Нина немецкого врача, он хоть и в немецкой офицерской форме был, но русским оказался. Прочистил он тогда деду Ване раны, забинтовал, сделал ему какой-то укол, потом он дал мне каких-то таблеток и рассказал, как их пить. Еще он  сказал, что нам надо как-то из села выбираться, что в ближайшее время советские войска опять наступление начнут, и что в селе будет очень опасно находиться.    

   Поблагодарила я его, а выбираться из села мы тогда не стали: не могли мы деда Ваню бросить. А на следующий день ему легче стало.

   Долго я потом Бога и того врача за деда Ваню благодарила.  А еще - я тогда поняла, что среди фашистов тоже есть разные люди: и добрые и злые.

   В тот же день, после того, как все наши солдаты были уничтожены, немцы стали по домам ходить и себе на ужин кур из автоматов стрелять. В наш двор тоже человек десять зашло, и направились они прямо в сарай. Тут же раздались автоматные очереди и немцы стали выносить оттуда убитых кур,…я до сих пор не знаю, благодарить мне их нужно за то, что они тогда в том сарае только кур наших постреляли, или нет, они ведь могли тогда запросто и коровку нашу, которая там же стояла, пристрелить себе на ужин.

   Бросив потом тех кур у моих ног, они потребовали, что бы я их обработала  и приготовила для них еду. Пока я занималась курами, они по двору бродили и шнапс пили, а я, как только кто-нибудь из них, в сторону погреба сделает несколько шагов,  в ужасе застывала, боялась, что они в погреб заглянут и там тех раненных наших солдат найдут.