Глубокие раны - [86]

Горечь и чувство разочарования звучали в этих словах. Была ли то ревность к дружбе между ее мужем и профессором Кальтензее? Опасалась ли Кристина возможного банкротства? Или это был страх женщины, которая чувствовала, что ее маленький, кажущийся святым мир пошел под откос и она потеряла контроль над ним? Пия уперлась подбородком на руку и задумчиво посмотрела на женщину.

— Чувствую, вы мне не поможете, — констатировала она. — И я спрашиваю себя — почему? Действительно ли вы так мало знаете о своем муже? Или вам безразлично, что с ним случилось?

Кристина энергично покачала головой.

— Нет, мне не безразлично! — возразила она дрожащим голосом. — Но что я могу сделать? Маркус уже несколько месяцев едва разговаривает со мной! Я не имею абсолютно никакого понятия, кто с ним так поступил и почему, так как совершенно не знаю, с какими людьми он имеет дело. Но одно я знаю совершенно точно: при ссоре с семейством Кальтензее речь шла не об ошибке, которую допустил Маркус, а о каком-то ящике, который исчез во время проведения работ. К Маркусу тогда пару раз приходили профессор Кальтензее и доктор Риттер, секретарь Веры Кальтензее. Они часами сидели в его офисе и секретничали. Но больше я ничего не смогу вам рассказать, при всем своем желании! — В ее глазах заблестели слезы. — Я действительно беспокоюсь за своего мужа, — сказала она беспомощно, и это невольно пробудило в Пие сочувствие. — Я боюсь за него и за наших детей, так как не знаю, во что он впутался и почему больше не разговаривает со мной. — Кристина отвернулась и зарыдала. — Кроме того, я думаю, что у него… что у него есть другая женщина! Он часто уезжает поздно вечером и возвращается только утром.

Она стала копаться в своей сумке, стараясь не поднимать глаз на Пию. Слезы струились по ее лицу. Кирххоф протянула ей бумажный носовой платок и подождала, пока фрау Новак приведет в порядок свой нос.

— Это означает, что в ночь с 30 апреля на 1 мая он также мог не быть дома? — спросила она тихо.

Кристина пожала плечами и кивнула. Когда Пия уже подумала, что она не узнает больше ничего интересного, женщина ее ошарашила.

— Я… я недавно видела его с этой женщиной. В Кёнигштайне. Я… я была в пешеходной зоне, забирала из книжной лавки книги для детского сада. И увидела напротив кафе-мороженого его автомобиль. Я уже хотела идти к нему, но из этого заброшенного дома, возле лото-клуба, появилась женщина, и он вышел из машины. Я наблюдала, как они разговаривали друг с другом.

— Когда это было? — спросила Пия как наэлектризованная. — Как выглядела эта женщина?

— Высокая, темноволосая, элегантная, — мрачно ответила Кристина. — Как он на нее смотрел… и как она положила свою руку на его… — Она всхлипнула, и по ее лицу опять побежали слезы.

— Когда это происходило? — повторила Пия.

— На прошлой неделе, — прошептала фрау Новак. — В пятницу, примерно в четверть первого. Я… я сначала думала, что это связано с новым заказом, но потом… потом она села в машину Маркуса, и они уехали.

Когда Пия вошла в переговорную комнату, у нее было чувство, что она добилась своего. Она не любила оказывать на людей сильное давление, которое доводило их до слез, но иногда цель оправдывала средства. Боденштайн назначил совещание на половину пятого, но прежде чем Пия успела рассказать, что ей удалось только что узнать, в комнату вошла Николя Энгель. Хассе и Фахингер уже сидели за столом, чуть позже пришел Остерманн с двумя папками в руках, а вслед за ним появился Бенке. Ровно в половине пятого в переговорную вошел Боденштайн.

— Как я вижу, К-2 собрался в полном составе. — Николя Энгель заняла место во главе стола, где обычно сидел Боденштайн.

Оливер не проронил в отношении этого ни слова и сел между Пией и Остерманном.

— Я хотела бы воспользоваться благоприятной возможностью и представиться. Меня зовут Николя Энгель, и с 1 июня я буду занимать должность коллеги Нирхофа.

В комнате повисла мертвая тишина. Конечно, каждый сотрудник Региональной уголовной полиции в Хофхайме уже давно знал, кто она такая.

— Я много лет сама работала следователем, — продолжала советник уголовной полиции, равнодушная к отсутствию реакции. — Работа отдела К-2 является предметом моего особого интереса, поэтому я хотела бы — пусть даже неофициально — вместе с вами работать над данным делом. Мне кажется, что дополнительная помощь не может повредить.

Пия мельком взглянула на шефа. Лицо Боденштайна было каменным. Казалось, что мыслями он был где-то в другом месте. Пока советник уголовной полиции докладывала о пути своего становления и планах на будущее Региональной уголовной полиции Хофхайма, Пия наклонилась к нему.

— Ну, как? — прошептала она напряженно.

— Вы были правы, — ответил тихо Боденштайн. — У Кальтензее нет алиби.

— Итак, — советник уголовной полиции посмотрела на присутствующих и просияла, — со старшим комиссаром Боденштайном и фрау Кирххоф я уже знакома. Предлагаю остальным представиться в свободной очередности. Начнем с вас, господин коллега.

Она посмотрела на Бенке, который сидел, развалившись на своем стуле, и делал вид, что не слышит обращения.