Глубокая, как река - [11]

— Черт побери! Потерял шляпу. А шляпа абсолютно новая. Да и мундир тоже теперь безнадежно погублен, — ворчал полковник, осматривая окровавленную, перепачканную грязью и местами порванную одежду.

— Вам… вам следовало бы поскорее промыть и перевязать рану на руке. В противном случае будет погублен не только ваш мундир, — заметила она, облизнув внезапно пересохшие губы.

— Всенепременно, но не здесь, не снаружи, — рассеянно проговорил он, поднял ведро и отвязал от веревки. — Солнце уже садится, и становится прохладно… и к тому же место очень открытое.

Значит, опасность не миновала. Оливия бросила быстрый взгляд на дорогу, а потом увидела, что Шелби направился к двери хижины.

— А если никого нет дома? — полюбопытствовала она.

В ответ на нерешительность, прозвучавшую в ее голосе, он обернулся, вскинул бровь и объявил:

— Мы войдем в дом в любом случае. Мы же не собираемся их грабить. Нам просто ненадолго нужна крыша над головой, чтобы сделать повязку… если, конечно, вы не передумали и по-прежнему готовы пожертвовать своей нижней юбкой.

Шелби выжидательно смотрел на Оливию. Она приблизилась к нему, как бы принимая брошенный вызов, но когда полковник собрался было открыть дверь, девушка, запинаясь, проговорила:

— Но это неприлично… нам нельзя оставаться наедине… я имею в виду — в помещении…

Сэмюэль откинул голову и расхохотался:

— Вы сама осторожность, крошка моя, но сейчас уже поздно думать о правилах хорошего тона. Вначале вы совершенно одна, без сопровождения, появляетесь ниоткуда и лихо спасаете мне жизнь. Потом вы правите лошадьми с удалью бывалого кучера и мы летим по ухабам с бешеной скоростью, рискуя в любую минуту свернуть шею. А теперь вы вдруг начинаете разыгрывать из себя бонтонную светскую даму.

Его насмешка едва не заставила Оливию топнуть ногой от злости.

— Для человека, которому я недавно спасла жизнь, вы позволяете себе слишком много грубостей, месье полковник. — Гнев усилил французский акцент девушки.

Сэмюэль подметил и это, и сверкнувшее в ее глазах изумрудное пламя.

— Примите мои извинения, мадемуазель… но вы мне так и не объяснили, почему оказались в одиночестве на этой пустынной дороге, — не преминул добавить он, повернулся и вошел в явно брошенный обитателями дом. Собака на крыльце подняла голову, но, видимо, решив воздержаться от дальнейших демонстраций протеста, встала и шмыгнула внутрь за Шелби.

Оливия минуту постояла, обуреваемая сомнениями. Ее так и подмывало вскочить в коляску и умчаться в город, оставив с носом надменного полковника. Но нельзя же бросать раненого; кроме того, ее неудержимо влекло к этому человеку. Никогда прежде она не испытывала такого чувства к мужчине. «Дурочка», — обругала себя девушка и направилась к двери.

3

Оливия решительно вошла за Шелби в темное помещение. Полковник принялся разматывать шарф, которым была перевязана рана. Он делал свое дело спокойно и уверенно. Рука его не дрогнула и в тот момент, когда лицо исказила гримаса боли. Расстегнув затем пуговицы форменного кителя, он быстро вынул из рукава здоровую руку и стал осторожно высвобождать раненую. Наблюдая за этой сценой, Оливия будто приросла к полу хижины и не могла отвести глаз от батистовой сорочки, оказавшейся под кителем. Тонкая ткань плотно охватывала широкие плечи и мягко облегала мускулистый торс. Не успела девушка осмыслить происходящее, как он начал снимать и сорочку. Это уже было чересчур.

— Что вы делаете? — воскликнула Оливия, и на последнем слове ее голос сорвался.

— Чтобы остановить кровотечение, нужно добраться до раны, а для этого необходимо обнажить руку, — рассудительно заявил он, продолжая стягивать безнадежно испорченную сорочку.

Она-то вообразила, будто видела достаточно сквозь тонкий батист, но вскоре поняла, что жестоко ошибалась. Под покрытой бронзовым загаром кожей заиграли мощные мускулы, когда полковник небрежно швырнул сорочку на грубую деревянную скамью возле стола. Грудь Шелби густо заросла черными волосами, спускавшимися узкой дорожкой вниз и исчезавшими под пряжкой пояса, который перехватывал тонкую талию. Оливия была готова позволить своим глазам путешествовать еще ниже, но ее отвлек тяжкий стон, вырвавшийся из плотно сжатых зубов полковника.

Сэмюэль невольно чертыхнулся, когда попытался согнуть раненую руку:

— Кровотечение усилилось. Если его быстро не остановить, я могу потерять сознание и истечь кровью прежде, чем вы доставите сюда врача. Боюсь, придется мне все же воспользоваться этой нижней юбкой.

— Какой юб-бкой? — запинаясь, промямлила она и сразу же сообразила, что сказала глупость.

— Надеюсь, вы не собираетесь упасть в обморок сейчас, когда со стрельбой давно покончено? — поинтересовался Шелби. Он говорил легким тоном, шутливо, но явно чувствовал себя скверно, и на лбу выступила испарина, хотя к вечеру заметно похолодало. — Я бы, конечно, попробовал поискать здесь кусок материи, пригодной для повязки, но весьма опасаюсь, что, даже если найду что-нибудь подходящее, могу схлопотать заражение крови, — добавил полковник, улыбаясь глазами.

Оливия вышла из оцепенения. У него вся рука залита кровью, а она не нашла лучшего занятия, как пялиться на его обнаженную грудь, будто никогда прежде ничего подобного не видела! Впрочем, если быть точной, ей действительно ни разу в жизни не случалось видеть обнаженную мужскую грудь. Непослушными руками Оливия попыталась оторвать кусок от нижней юбки, но плотная ткань не поддавалась.