Глоссолалия - [15]
— «mangti» есть «понимать» (по-литовски); и «mana» по-зендски есть мысль; «manah» — мысль (по-санскритки); и man-ma, и «man-tra» — молитва (санскрит); man-as — ум; man-am — я понимаю — (армянский); «подумали» — mamn-ate (по-санскритски); мн-ить, ман-ить, мне-ние, умн-ый, ум — то же по звуку; mein-en, Meinung — мнить, мнение (немецкий); иметь на уме по-литовски есть min-eti; men-os, men-s — ум (по-гречески, по-латыни); men-me (древнеирландский) — ум тоже: и тоже — внимание, вонмем; по-готски mun-ait означает «он думает»; -
— ясно, что думы суть поздние мины, манение, мимика; но эти думы застыли; и лунная Майя (меняю есть maye[27]) и мена есть mainas,[28] застывши в понятиях, образовали нам Meinung, иль — общее Мнение, серое, пошлое (allgemein и gemein); «mima» — дух по-литовски; но в оплотнениях сохлой, понятийной мысли уж «mima» не дух: Миме, Нибелунг он.
64
«L-m-n» — элементы, стихий, течения подсознательной мысли; но подсознание наше — сознание в Ангеле; и овладей мы стихийными, элементарными токами, скрытыми в мысли от мысли абстракций, мы овладеем сознанием Ангела: и жизнь Луны — нам откроется.
«L-m-n» — звуки лунные: убегают в пучины; в «m», в «п» мысли — загадочные змееногие мифы; чрез nomina все animalia превращаются в anima; и обычное maino и mana тогда просветится и станет: воистину — мудростью: Manas'oм. «Manas» — чтение «nominum»; «Manas» — не Майя обычной, затасканной мысли, которая — и не мысль, а м, ы, с, л, ь: набор букв.
Мысли в Manas'e суть текучие организмы: звуки мысли здесь мыслят себя; и наклоняются, как Титан — шептать смыслы: так мыслили: Ману, Манес. И название Маnn означает имеющий мудрость.
В день третий, в Луне, — создаются три звука; они — элементы субстанции лунного шара: она -
— l-n-m.
65
День четвертый.
В начале его повторяются первые дни: выделяется свет; возникает Луна; тут начало творения мира по Библии; люди нисходят из мыслей духовных: влучаются в тело; пронесшие крест воплощений (Начала, Архангелы, Ангелы) — духи.
Зовут Божество.
И оно наклоняется к миру: спускается в круг Элогимов, соединяя его; соединение Элогимов, единство сознанья его, есть божественный отблеск на нем; ему имя — Ягве-Элогим, соединение зачатков, единство (сознание) их; это — луч Элогимов, Ягве, нисходящий на землю: то: «Я» — человека.
И — восстает Человек.
Образуется суша, тончится эфир звуковой в эфир жизни; соединение, разделение теперь есть сознательный, алхимический ритм; и проявление его — соединение звуков: и речь — образуется; речь есть тончайшее тело; и речь есть сознательность жизни; и все то, что течет в подсознании, как сродство, как атомность химизма, то — речь; элементы суть звуки; алфавит — название им. Воплощение соединений всех букв — человек существует, как целостность многоразличия звуков; мы созданы словом; и словом своим создаем, нарицая, все вещи; именованье — творение; именование — алхимический опыт соединения звуков.
Вот семь состояний земли: эфир жизни (иль силы сродства), эфир звуков (гармония сферы), эфир световой (или силы растений), тепло, огонь (воздух), вода и земля; и земле соответствуют семь состояний сознания: сознание соединения духа и тела (иль Атман), сознание гармоний любви (или Будхи), сознание мудрости светлой (Свет-Разум, иль Манас), сознание «Я», состояние сознания звездности мира (астральное тело), стихийности (элементарное тело, эфирное), данное нам состояние (земное, абстрактное).
В последнем — живем мы.[29]
Звук земли в мире звука суть взрывные: g,k, d,t,b,p; ими сложены суши: g,k — минералы; растения — d,t; b,p — плоть животных; в земле «1», «m», «п» отлагаются влагами; «r» — энергией; h,v,f отлагаются воздухом; s,z — светом огня; i, е, а, о, и — тонами звука; и далее, далее; на земле возникает впервые тончайший вид звука: мелодия всех состояний его — эфир жизни: то — речь; отражается в ней весь итог мироздания; кто говорит, тот уже начинает творение пятого дня под покровом четвертого дня; под покровом из вод, земель, воздухов, светов таятся иные покровы, как семя в плоде: то — словесность; в дне пятом словесность расставит нам мир: пейзажем Юпитера; смутно встают его ритмы: то образы речи; лаборатория будущей сферы вселенной — наш рот; голова наша — мир, сотворенный по образу и подобию Элогимов, откуда все мысли лучатся в тела; и тела мыслей — речь; наши мысли, родясь в голове, посылают нам в рот свои силы; глава — макрокосм; полость рта — микрокосм; макрокосм установлен, как бы треугольником; верхняя точка вершины лежит в месте «я» (меж надбровными дугами); нижние точки углов упираются в плечи; и микрокосм (или рот) вписан в тот треугольник: лежит в опрокинутом виде: гортань и две крайние точки, лежащие в полости рта; так в пейзаже, встающем во рту, опрокинут пейзаж наших мыслей: рот — камера-обскура космических мыслей:
Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) – одна из ключевых фигур Серебряного века, оригинальный и влиятельный символист, создатель совершенной и непревзойденной по звучанию поэзии и автор оригинальной «орнаментальной» прозы, высшим достижением которой стал роман «Петербург», названный современниками не прозой, а «разъятой стихией». По словам Д.С.Лихачева, Петербург в романе – «не между Востоком и Западом, а Восток и Запад одновременно, т. е. весь мир. Так ставит проблему России Белый впервые в русской литературе».Помимо «Петербурга» в состав книги вошли стихотворения А.Белого из сборников «Золото в лазури», «Пепел» и поэма «Первое свидание».
Андрей Белый (1880–1934) — не только всемирно известный поэт и прозаик, но и оригинальный мыслитель, теоретик русского символизма. Книга включает наиболее значительные философские, культурологичекие и эстетические труды писателя.Рассчитана на всех интересующихся проблемами философии и культуры.http://ruslit.traumlibrary.net.
Перед нами гигантская, «тысячелистая» (В. Маяковский) книга советской многонациональной поэзии. Дыханием времени веет с ее страниц. Листая эти два огромных тома, попадаешь в атмосферу революционной эпохи, острейших социальных конфликтов, строительного энтузиазма, народного подвига в защите родины, свершения великих дел во имя торжества идей коммунизма. Каждый поэт говорит «о времени и о себе», а все вместе они отражают многие существенные черты народной жизни на более чем полувековом отрезке истории.Идеалы борьбы за переустройство старого мира вдохновляли литературу и искусство нового времени с первых же шагов, поэтому не случайно, что Октябрьская революция стала главной темой рождавшейся в ее горниле советской поэзии.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.