Глиняный шар - [4]

— Ой, Гена, — закричала она чуть ли не на весь вокзал. — Я так давно тебя не видела! Просто не рассказать тебе, как я соскучилась по всем! — и, улыбнувшись, сказала: — И по тебе тоже! — и добавила: — Я слышала, ты стал знаменитым?

— И на Дальний Восток дошли слухи, — отшутился я.

— Мама мне писала, — призналась Зина. — Я там всем девочкам говорю, что в школе училась с писателем. И думаешь, они мне верят? Нет! Говорят, что это все я придумала.

Всю дорогу в автобусе мы говорили без остановки и даже не заметили, как въехали в Краснополье. Вышли мы с ней у почты, не доезжая вокзала: ее встречали родители, а меня, как всегда, тетя Малка.

— До завтра, — сказала Зина, а ее папа пригласил меня заходить в гости.

Тете Малке Зина не понравилась.

— Почему? — спросил я.

— Потому что у них в семье главная — ее мама! — неожиданно для меня сказала Малка, — а в семье должен быть главным мужчина! Мой папа был сумасшедший, но моя мама не разговаривала так с ним, как Софья Марковна с Львом Абрамовичем! Как будто она прокурор, а он — библиотекарь!

— А причем тут Зина? — сказал я. — Зина, может быть, совсем другая!

— Хоть ты и пишешь в больших журналах, но в людях ты еще не разбираешься! Твой дедушка Шеел говорил, когда сидел у дяди Якуба, я запомнила: каким растили, таким и получили! Он имел в виду товарища Сталина, а я имею в виду твою Зину! Она же видит, как живут ее родители, и, конечно, тоже захочет так жить! Генералами все любят быть! Я ничего не говорю, а шейне мэйдалэ, но для жизни это мало.

Дома она поделилась своими мыслями с мамой, но мама ее не поддержала:

— Пусть встречаются, он же не сегодня женится. Повстречаются и сами разберутся: подходят друг другу или нет, — мама всегда мечтала иметь невесткой врача и чтобы ее родители были богатыми. Она мне как-то призналась, что сама прожила очень бедную жизнь: и когда была маленькой, и когда вышла замуж, и ей хотелось, чтобы я жил другой жизнью. Она как-то сказала:

— Малка не понимает, как трудно жить, если считаешь каждую копейку! А мы с папой так живем! Мы ей про это не говорим, она подумает, что она у нас лишняя, но тебе, сынок, я тебе это говорю. И поэтому, дай Б-г тебе жизни, чтобы ты не нуждался в деньгах.

Эти мамины слова я часто вспоминаю, но деньги почему-то все время идут мимо моих рук. И там шли, и здесь, в Америке, тоже.

Я не знаю, женился бы я на Зине в то лето, если бы не судьба. А судьбу мы не выбираем, как написано в Торе!

Лето в том году было дождливое и пасмурное, и все дни я проводил у Зины дома. И самое странное, что я, всегда молчаливый, находил, о чем говорить, и Зина слушала меня, открыв рот. Но я вам скажу, что говорил я обо всем, но не о любви, и Софья Марковна, встретив мою маму, сказала:

— Моя Зиночка в этом году кончает институт, впереди направление, и у них в основном Сахалин, а ваш сын молчит!

— Он у нас стеснительный, — не зная, что ответить, сказала мама, а тетя Малка, которая присутствовала при этом разговоре, спокойно сказала:

— А что ему говорить, когда он еще не собирается жениться.

Тетя Малка хотела своими словами повернуть мою судьбу в другую сторону, но, как говорили древние греки, не пытайся на нити судьбы завязать узел.

Где-то за неделю до начала занятий, до нашего отъезда, Зина устроила дома вечеринку, пригласив почти весь наш класс. Как раз Льва Абрамовича вызвали в область на какое-то совещание, и он, взяв с собою Софью Марковну, оставил квартиру на Зину. Квартира у прокурора была не очень большая, чтобы танцевать, а на улице был дождь, и мы в основном пили и ели. Не помню, как опьянел, просто, когда пришел в себя, увидел, что лежу в постели и рядом со мною Зина. А у постели стоят Лев Абрамович и Софья Марковна.

Что вам сказать? Хорошенькая история для еврейской семьи!

— Я не буду говорить, что у них что-то было, — сказала Софья Марковна моей маме. — Моя девочка не такая! Но они перебрали лишнее, и все могло быть! Не дай Б-г, об этом узнают в Краснополье! — И добавила, посмотрев подозрительно на тетю Малку: — Видно, это судьба! И, вообще, о чем мы рассуждаем, если они любят друг друга!

Прокурор устроил так, что нас записали без обязательного месяца на раздумье! Раздумывать было поздно. Свадьба была у нас большая, громкая, на все Краснополье. На ней было все местное начальство во главе с первым секретарем, и даже приехал кое-кто из области. Пили за нас, за партию, за родину, за советскую прокуратуру!

— Мне кажется, это было празднование Октябрьской революции, а не еврейская свадьба, — заметил после свадьбы папа.

А мама восприняла такую свадьбу, как должное:

— Они знают, как жить и кого пригласить! Слава Б-гу, наш Геник попал в хорошую семью!

Тетя Малка смирилась с моей женитьбой, но свое слово сказала:

— Это, конечно, судьба, и дай Б-г, Геник будет счастливый, но я вам скажу, и можете считать меня сумасшедшей, этой судьбе очень помогла Сонечка!

Уже здесь, в Америке, как-то Зина по какому-то поводу спорила со мной и в сердцах сказала:

— Ничего ты не можешь в жизни! Даже жениться и то не мог! Хорошо, что моя мама догадалась, как тебя женить!

Жили мы с Зиной дружно, споры начались здесь, и я вам скажу, несмотря на то, что женился вроде бы не по своему желанию, я любил ее и тогда, и теперь… Любила ли она меня, я не знаю: после свадьбы она никогда не говорила об этом. Да и до свадьбы об этом говорила ее мама. Мне всегда хотелось услышать от нее слова любви, но, хотя я ей говорил о любви несколько раз в неделю, она только загадочно улыбалась и ничего не говорила. Главным советчиком в жизни у нее была мама, и обо всех семейных решениях я узнавал после того, как Зина согласовывала их с Софьей Марковной. И после этого мое согласие было просто констатацией факта, как умно выразилась ворона.