Гленнкилл - [29]
— И что? — буркнул он. — И что? Почему бы и нет? Разве он не заслужил?
За окном летала ворона.
— Ты этого не заслужил, — объяснял Голос. — Как ты думаешь, на кого направлена твоя ярость? Нет, не на него, не на того, кто рождает в тебе страх и ужас. Твоя ярость набросится на тебя, и ты с ней не справишься, не сможешь остановить!
Отелло фыркнул.
Он не отводил глаз от клоуна.
Но не рванулся.
— Ну и?.. — фыркнул он еще раз.
Голос молчал.
Отелло повернулся. Перед ним стоял седой баран с мощными рогами. Баран в расцвете лет. Вожак. Его янтарные глаза пылали в темноте загона кобольдовским огнем. Отелло смущенно отвел взгляд.
Клоун вынырнул из ящика с реквизитом, закрыл дверь и исчез. С досады Отелло застонал. Незнакомый баран подошел к нему и ткнул носом. От него странно пахло.
— Не горюй, — прошептал Седой. — Голова у тебя, как капля на ветке. Если бы твоя ярость вырвалась, он бы понял, какой ты, проник бы прямо в сердце. А так — он не знает. Значит, у тебя преимущество. Найти слабые точки. Старая игра.
Седого барана, казалось, забавляла эта ситуация.
Отелло пошевелил ушами, как бы отгоняя слова, которые вдруг зажужжали над ним в темноте. Но Седой не дал ему перевести дух.
— Забудь свой гнев, — продолжал баран. — Думай о следе улитки в траве, думай о времени, которое тебя ждет.
— Но я в бешенстве! — сказал Отелло, только чтобы что-нибудь сказать.
— Борись! — ответил баран.
— Как я могу бороться, если он держит меня взаперти? — возмутился Отелло.
Теперь, когда он пришел в себя, Седой вдруг стал немногословен, как маточная овца, когда она не в настроении.
— Это не поможет! — закончил Отелло.
— Поможет думать! — отрезал баран.
— Я думаю, — ответил Отелло. — Думаю день и ночь.
Это было не совсем так, потому что ночами он, измученный, спал в углу загона. Но ему хотелось произвести на чужака впечатление.
— Значит, ты думаешь не о том! — возразил баран.
Отелло молчал.
— О чем ты думаешь? — спросил Седой.
— О сене, — чуть слышно ответил Отелло.
Как он и ожидал, баран неодобрительно покачал головой:
— Думай о блеске на шерсти крота, думай о звуке, который ветер рождает в кустах, и о том чувстве внутри, которое появляется, когда ты спускаешься с горы. Думай о том, как пахнет дорога, лежащая перед тобой, думай о свободе! Но никогда не думай о сене.
Отелло посмотрел на Седого. Желудок у него странно сжался, но не от голода.
— И если тебе будет совсем невмоготу, — сказал Седой, — думай обо мне.
Отелло подумал о Седом, и ярость вернулась в его четыре рога. Он тряхнул головой, отгоняя старые мысли. Овцы все еще с удивлением смотрели на него.
— Он нас просто пересчитал, — угрюмо повторил он. — Просто пересчитал.
После слов Отелло они тоже засомневались. Они были разочарованы. Но настроение вскоре улучшилось. Если простой пересчет у Габриэля проходил так дружелюбно, то можно себе представить, как ответственно он будет относиться к более важному делу: наполнению кормушек сеном или овощами. Или чтению вслух. Овцы с нетерпением предвкушали, как Габриэль будет им читать вслух.
— Стихи, — вздохнула Корделия.
Она не знала точно, что такое стихи, но наверняка что-то очень красивое, потому что Памеле в романах мужчины иногда при луне читали стихи. Джордж, не очень-то жаловавший Памелу, в этих местах переставал ругаться и начинал вздыхать.
— Или что-нибудь о клевере, — с надеждой сказал Моппл.
— О море, небе и бесстрашии, — мечтала Зора.
— Только не об овечьих болезнях, — сказала Хайде. — А ты как думаешь, Отелло?
Отелло молчал.
— Он будет читать громко и отчетливо, как и положено, — заявил Сэр Ричфилд.
— Он будет нам объяснять незнакомые слова, — продолжила Корделия.
Их все больше охватывало любопытство. О чем же будет читать им Габриэль? Они с нетерпением ждали вечернего часа.
— А почему мы не спросим у них? — задала вопрос Клауд.
Они — это другие овцы, из собственной отары Габриэля. Собаки пригнали их на край выгона, и Габриэль натягивал проволочную сетку на столбики, делая выгородку. Овцы Джорджа не знали, как к этому относиться. Их выгон явно уменьшился.
— И именно там, где растет мышиная трава, — проворчала Мод.
Остальные овцы злились не из-за мышиной травы, тут было дело принципа.
С другой стороны, они были рады, что овцы Габриэля будут жить отдельно от них. Они казались им чуть-чуть страшными. Коротконогие, с длинным туловищем, с длинными носами и юркими глазками блеклого цвета. Пахли они тоже не очень приятно. Но самое странное — у них практически не было шерсти, только курчавая густая поросль, хотя их и не стригли. Зачем Габриэлю овцы без шерсти? На что они годятся? Габриэль, должно быть, очень добрый человек, если держит таких бесполезных овец.
Они представили себе, как радовался, должно быть, Габриэль, заполучив наконец таких прекрасных густошерстных овец, как они. Может быть, он отошлет этих других овец обратно в деревню. А до тех пор придется с ними мириться. Все они были едины во мнении, что самый лучший способ сосуществования — это полное их игнорирование. Но сейчас овец Джорджа разбирало любопытство.
— Я бы спросила у них, что он им читает, — сказала Мод, — но у меня свербит в носу, когда я подхожу к ним.
В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.
Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.