Гленнкилл - [16]

Он ходил вокруг убогого дерева до тех пор, пока оно, казалось, не стало стыдливо уворачиваться от его взглядов. Ничего необычного он не обнаружил. Кроме, конечно, норы. Но Отелло не придавал большого значения различным байкам об этой норе. Нора начиналась под корнями сосны и под уклоном уходила в глубь скалы. День и ночь там шумело море, бурлило и клокотало, смеялось из глубины дьявольским смехом. Говорили, что отсюда в полнолуние выползали морские существа и разрисовывали слизью стены их сарая. Но Отелло знал, что блестящие линии, которые время от времени появлялись на деревянных стенах, на самом-то деле просто следы ночных улиток. В общем-то и остальные овцы это знали. Просто они любили загадочные истории. Часто у сосны можно было застать трех-четырех смелых ягнят — они прислушивались к звукам, идущим из норы, и с удовольствием пугались.

Теперь и Отелло решил заглянуть внутрь этой тайны. Спуск крутой, но не слишком и для человека, и для очень смелой овцы. Отелло немного помедлил. «То, что не нравится сначала, не понравится и потом», — съехидничал голос. И когда баран так и не двинулся с места, нетерпеливо добавил: «Ожидание питает страх». Но Отелло не слушал. Он как зачарованный смотрел на что-то, блеснувшее у самых ног. Сверкающее перо, неподвижное и черное, как эта ночь. Отелло фыркнул. Еще раз оглянулся на сарай и исчез в норе.

Тяжело дыша, Моппл все-таки выбрался Его била дрожь, бока саднило, не давала покоя острая колющая боль. Чтобы успокоиться, Моппл произнес самое трудное, что ему удалось выучить: «Операция «Полифем». Джордж часто повторял эти слова, но никто из овец его не понимал. Моппл — единственный, кто умел запоминать непонятное. И он действительно почувствовал прилив бодрости.

Моппл обернулся, чтобы еще раз взглянуть на узкое отверстие, сквозь которое он только что продрался. Но деревянная стена сарая уже исчезла в тумане. Это был необычайно плотный туман, такой густой и вязкий, что Мопплу захотелось попробовать его на вкус. Но он справился с этим желанием и принялся за траву.

Для Моппла туман не представлял большой проблемы. Конечно, в тумане хуже видишь, но Моппл и так плохо видел. Куда больше ему мешала холодная роса, попадавшая в ноздри, — она не давала различать запахи. Но в целом в тумане он ощущал себя в безопасности. Моппл представил, что он шагает по легкой, как пух, шерсти огромной овцы, и эта мысль ему понравилась. Мопплу нравилась трава в тумане, вкус у нее был свежий, как у воды, все посторонние запахи исчезли. А Мисс Мапл можно поискать и позже, может быть, она и сама придет, услышав, как он ест. Он перебегал с места на место до тех пор, пока чувство голода не отступило.

Внезапно его нос наткнулся на что-то твердое и холодное. Испугавшись, Моппл резко отпрянул назад. Однако теперь предмет испуга исчез в тумане. Моппл заколебался. В конце концов любопытство победило. Он сделал шаг вперед и нагнулся к земле. Там лежала лопата. Та самая злополучная лопата. Она слегка наклонилась и в конце концов упала. Моппл сердито фыркнул. Инструмент должен лежать в кладовке для инструментов, а не на лугу. Моппл принюхался. Эта лопата пахла не так, как обычно пахнут инструменты. Моппл уловил запах мыльной воды, виски и уксусного очистителя. А еще Моппл вдруг почувствовал запах вонючей бороды и немытых человеческих ног. Но тут он понял, что этот «аромат» исходил не от лопаты, а от живого человека, двигавшегося в тумане совсем близко. Моппл задрал голову и увидел очертания фигуры, вернее, белую тень, которая боком, как краб, надвигалась на него. Это было жутко. Моппл вспомнил об оборотне, о дольмене, о разоренном огороде и о том, что Джордж тоже не всегда мыл ноги. Нервы у Моппла не выдержали, и он помчался сквозь туман.

Бежать в тумане было непросто. Моппл Уэльский об этом знал. Но он просто не мог оставаться на месте. Его ноги перестали ему подчиняться и действовали самостоятельно. Они убегали от Джорджа, от оборотня, от Мисс Мапл, от злых собак, от Сэра Ричфилда, от воспоминаний Моппла и прежде всего от смерти. Но копыта от непривычной скорости разболелись, и он остановился, приходя в себя. Моппл понял, что рано или поздно этот бег может окончиться для него большой неприятностью. Он может свалиться со скалы. Или на что-нибудь наткнуться. На сарай, например. Или на изгородь. А может, на вагончик Джорджа. «Только не вагончик», — подумал Моппл. Мысль о том, что в огороде — на месте своего преступления — он может встретиться с разгневанным призраком Джорджа, размахивающим обглоданной кочерыжкой салата, пугала его больше всего.

Внезапно он ударился обо что-то большое, мягкое и теплое. От его толчка это что-то с хрюканьем завалилось вперед. Баран почуял омерзительный запах, и, когда понял, кому он принадлежит, ноги у него стали ватными от страха. Он опустился на землю и оторопело смотрел на туманную безбрежность широко раскрытыми глазами. Хрюканье перешло в брань. И хотя Моппл таких слов еще ни разу в своей жизни не слышал, он сразу понял их значение. Потом из тумана выплыл мясник; сначала появились его огромные красные руки, потом круглый живот и, наконец, страшные сверкающие глаза. Они не спеша оглядели Моппла, и в них появилась радость. Не давая животному опомниться, мясник бросился на Моппла. Он не схватил его, не ударил, он просто бросился на барана всем телом, словно хотел раздавить его своей массой.