Глазами волка - [35]

— Взгляни на мои руки,— проговорил оборотень, едва сдерживая гнев,— Я не фригиец, татуировки не ношу, но взгляни на мои руки! Пусть они говорят за меня! Благородное дело войны — вот моё ремесло! Как говорится, “я пальцев своих не пачкал тяжёлой работой!”,— Лик был настолько возбуждён, что не заметил, как перешёл на скифский.

— Тихо, тихо…— девушка улыбалась,— Я не сомневаюсь в твоей отваге. Но ещё ты умеешь слушать и запоминать. Такое и среди обычных-то людей редкость, о военных и не говорю.

— Это важно для войны. Вот почему я это умею.

— Значит, с такими способностями тебе лучше остаться в городе. Особенно сейчас, когда война рядом. Я никогда не понимала, откуда у молодых людей такая любовь к походной жизни и солдатским лепёшкам, творогу, редьке и уксусу. Обидно оставить в поле такую красивую голову. Если тебе нужен враг, внутри стен ты найдёшь достаточно.

— Нет. Такой войне я не учился.

— Есть повод начать. Ты не поверишь, какие битвы у нас на улицах. С тех пор, как Агосикл расчертил горы на равные квадраты виноградников, каждый мечтает, чтобы его квадрат стал больше, чем у соседа. С тех пор гераклейцы дружат со скифами, сарматами, фракийцами, но никогда — друг с другом. Все видят милашку Лика и знают — у тебя виноградника нет, и ты не станешь его захватывать.

— Значит, я могу быть в городской армии?— с надеждой спросил Лик.

— Городу ты не нужен, смирись,— парировала Мелито,— Но подумай — вдруг ты нужен кому-то в городе.

— Когда царь Палак поставит шатёр у ворот, вам будет не до распрей,— заметил Лик,— Каждое копьё окажется на счету и даже дети вроде Ихневмона пойдут носить камни. Я не хочу связывать себя обещаниями и служить непонятно кому. Если нужен телохранитель — вот он я! А если нужно с поручениями куда-то пойти — извините, не для того мы рождены скифами.

— Ты слишком мало жил в городах,— заметила Мелито,— А может, у вас, скифов, просто города слишком новые… Очень скоро ты увидишь, что жизнь здесь не такая, как тебе хочется. Да, скифы враждуют с сарматами в привольных степях. Но намного сильнее их ненависть внутри нашего города. Ещё сильнее — ненависть друг к другу тех, кто кормит их и даёт им оружие. А самая страшная ненависть бывает между людьми из одной семьи. Войны между городами — ничто по сравнению с войной родичей. Когда ссорятся брат с братом, или тётка с племянницей, они не обмениваются посольствами, не заявляют требований, не кидают копьё. Они изводят друг друга, день за днём и месяц за месяцем. И даже когда кто-то умирает, ненависть остаётся. Словно пожар, она перекидывается на другого члена семьи.

— Кто тот, кого вы ненавидите?

Глаза Мелито сделались жёсткими и сверкающими, как драгоценные камни.

— Тебе пока не положено это знать,— прошептали тонкие губы.

— Зачем же вы меня позвали?

— Ты милый. Я хотела немного объяснить тебе нравы нашего города. Чтобы ты не потерял головы, пока ищешь своё место.

— Я слышал,— заговорил Лик,— прошлый царь скифов, Скилур, чей сын недостоин такого великого отца, жаловался, что никогда не овладеет гераклейской примудростью, потому что слишком поздно начал учиться. Я даже не мечтаю сравниться с ним в доблести. Но в скромности — могу. Я никогда не пойму ваших хитростей, прекрасная Милето. Слишком поздно начал учиться.

— Тебе их понимать и не нужно,— девушка отвела взгляд,— Их поймёт тот, кому ты будешь служить.

— Я бы хотел служить городу. Если нужно служить городу под началом Евдокса…

Девушка не слушала.

— Скажи,— произнесла она после небольшой паузы,— а не слышал ли ты чего-то интересного от своего друга? Например, насчёт второго раунда.

— Даже если и слышал, вы не успеете поменять ставку.

— Так что ты слышал?

— Я ничего не слышал. Маэс был расстроен, в смятении… Он не мог решиться.

— И что он решил?

— Он мне не сказал.

— Даже он не сказал, он что-то решил. На такой бой не идут, если не принял решение.

— Да, но я не знаю его решения.

— Он мог, скажем, проговориться.

— Этого не случилось.

— Но ведь ваш царь Палак тоже не говорил тебе, что собирается захватить Херсонес. И ты, тем не менее, в этом уверен.

—  Я это знаю, потому что это неизбежно. Палак — больше не варварский вождь, а царь. У царства должен быть выход к морю. Иначе это не царство, а что-то сарматское.

— Почему тогда Палак не захватит Ольвию? Или какой-нибудь из наших малых городов. К примеру, Калимен. Или его не устраивает то море, что в Калимене?

— Я знаю, что этот человек лишён чести. Он может напасть куда угодно. На Климену. На Херсонес. На Ольвию. Но я сейчас в  Херсонече. И Херсонесу нужно, чтобы я его защищал. Со временем вы поймёте! Но будете уже в рабстве!

— Не бурли, волк. Всё закончилось. Царь Палак уже не нападёт на Ольвию.

— Вы говорите уверенным голосом,— Лик чувствовал во рту горечь,— Похоже, вы и так знаете о том, что происходит в степи, намного лучше, чем меня.

— Совсем чуть-чуть больше. На одну вещь. Царь Палак не станет захватывать Ольвию, потому что он её уже захватил. Вчера, пока вы с приятелем валялись в подвале, армия царских скифов вошла в город. Сам Палак зарезал лошадь на ступенях храма Дельфиния и разместился в старом дворце Скила. Свободного города Ольвии больше нет, он часть державы царя Палака.