Глаза ребёнка - [215]

Дуарте задумчиво кивнул. Марин, скрестив руки на груди, задумчиво смотрела перед собой. У Паже слипались глаза.

К концу второго дня присяжные не вернулись.

2

В начале двенадцатого Кэролайн позвонила Паже в офис.

— Они пришли, — сказала она.

У Паже перехватило дыхание.

— Сейчас буду.

Он положил трубку и рассеянно огляделся. И вдруг понял, что не хочет уходить, пока он оставался здесь, у него была надежда. Крис машинально надел пальто, с трудом справившись с пуговицами.

По настоянию Паже, Карло оставался в школе. Кристофер обещал позвонить директору сразу после вынесения приговора — так, чтобы сыну стало известно о нем не от одноклассников или репортеров. И во что бы то ни стало намеревался сдержать обещание.

Ему потребовалось усилие воли, чтобы открыть дверь в кабинет Терри.

Там никого не было.

В приемной сидела секретарь Терезы Мей — приятная китаянка; на столе стояли фотографии ее детей.

— Я думал, что Терри здесь.

Мей взглянула на календарь.

— Миссис Перальта будет через час. Она на приеме у врача.

Паже почувствовал пустоту.

— У доктора Харрис?

Мей кивнула. Хотела что-то добавить, потом, посмотрев на Паже пристальным понимающим взглядом, спросила:

— Передать ей, чтобы она пришла?

— Нет, меня здесь не будет.

Едва увидев Харрис, Терри поняла, что у той плохие новости.

— В чем дело? — спросила она. — По телефону мне показалось, что что-то случилось.

— Прошу вас, садитесь.

Тереза, сама не своя, заняла место напротив Денис.

— Я не хотела говорить об этом, — без предисловия начала Харрис. — Из-за суда. Мне жаль, но больше откладывать нельзя.

У Терри перехватило дыхание.

— Я вас слушаю, — с трудом выдавила она.

Психотерапевт подалась вперед и размеренно произнесла:

— Теперь я могу сказать наверняка, что Елена стала жертвой растлителя. В этом, очевидно, и коренится существо ее проблемы.

Терри почувствовала жгучую боль; на глаза навернулись слезы.

— Как вы узнали об этом?

— Отчасти благодаря игротерапии. Теперь мне понятна канва игры в брошенную девочку. На прошлой неделе я спросила у Елены, чего так боится кукла. Елена задрала кукле платье и стала поглаживать ей живот. Потом отвернулась от меня и начала гладить у нее между ног. — Харрис помолчала. — Она сказала, что это пугает куклу и вместе с тем иногда бывает приятно. Все это очень похоже на правду. Как будто Елена сама испытала это.

У Терезы комок застрял в горле. Она видела перед собой обращенное к стене лицо дочери, отказывающейся ответить, прикасался ли к ней Карло.

— Гладить — так назвала это Елена, — продолжала Харрис. — Иначе говоря, налицо случай растления. Зачастую все происходит именно так — растлитель поначалу якобы играет с жертвой, а потом незаметно пересекает границу. Примерно так, как Елена обращалась со своей куклой.

— Что-нибудь еще? — спросила Терри, к которой снова вернулся дар речи.

— Да, — уже решительнее проговорила Денис; казалось, она почувствовала, что с души ее свалился камень. — Все ее состояние — замкнутость, ложная зрелость, отсутствие интереса к сверстникам — симптоматично. Так же как и тот случай возле школы, о котором учительница рассказала вам и Рики. Поразительно другое: в играх Елены кукла всегда находится в состоянии опасности, она беспомощна — она словно олицетворяет утраченную веру, Елена как будто мучается оттого, что кто-то нарушил некое табу. К тому же я убеждена, что она испытывает чувство вины, поскольку, принимая участие в чем-то непозволительном и даже чудовищном, все же получала от этого удовольствие. Подобно тому, как получают удовольствие дети, впервые рассматривая себя.

Терри почувствовала приступ тошноты.

— Она призналась вам, как это произошло?

Харрис покачала головой.

— Елена ничего не рассказывала мне. Но я совершенно уверена, что ее пытались растлить. И что, возможно, поэтому она чувствует себя виновной в смерти Рики: она считает себя плохой дочерью. Если дети чувствуют это, то принимают на себя ответственность за все, что бы ни случилось вокруг.

Тереза вдруг вспомнила слова Криса о том, что в глазах ребенка все происходящее вокруг касается его самого. Но теперь было поздно — и не к чему вспоминать, какой дурой оказалась она сама.

— Чем я могу помочь ей? — спросила женщина.

— Наберитесь терпения, — посоветовала Харрис. — Кто бы это ни был, я уверена, он предупредил Елену: если та кому-нибудь расскажет, случится нечто ужасное. Переживание собственного стыда мучительно для ребенка, так же мучительно, как сохранять что-то в тайне. В этом я вижу причину того, почему кукла отказывалась говорить с крокодилом.

— Она когда-нибудь расскажет вам? Или мне? Расскажет хотя бы, кто это был?

— Не знаю, — задумчиво произнесла Денис. — После того как она проделала это с куклой, я спросила, случалось ли с ней то же самое. Девочка отвернулась и больше не произнесла ни звука. Точно так же, как в тот раз, когда вы спросили у нее, дотрагивался ли до нее Карло.

Терри охватили отчаяние и гнев одновременно.

— Черт побери, она моя дочь. Неужели я ничего не могу сделать?

— Проводите с ней как можно больше времени. Прогресс уже в том, что посредством игры она обнаружила нам скрытую причину своей душевной травмы. Пройдет еще неделя — а может быть, и год, — прежде чем Елена будет в состоянии все рассказать вам или мне. — Взгляд Харрис выражал глубокое сопереживание. — Я понимаю, в последнее время вы только и делали, что ждали. Но больше мне нечего вам посоветовать.