Глаза ребёнка - [170]
— Чушь, — буркнул Брукс, багровея от ярости.
— Слушайте внимательно, Мак. — В голосе Кэролайн зазвенел металл. — В тот момент, когда вы продали душу Коулту, вы утратили нечто, что в ваших глазах имеет куда большую ценность, чем элементарная порядочность. Вы утратили контроль.
Брукс вымученно улыбнулся.
— Вы не сможете ничего доказать.
— Потому что вы будете лгать? — Кэролайн посмотрела на него с наигранным изумлением. — Боже мой, Мак, как же я не предусмотрела этого? А теперь подумайте — ведь вам потребуется, чтобы другие тоже лгали, верно? Чтобы полицейский сказал, что это он, а не Коулт позвонил вам с сообщением о Рики. У меня из головы почему-то не выходит история Ричарда Никсона. — Она заговорила сдержаннее. — Неужели вы не понимаете, Мак? Поставь вы на Коулта — и с вами будет все кончено, а если попытаетесь прибегнуть ко лжи — получите срок. — Она загадочно улыбнулась. — Пожалуй, такого наши тюрьмы еще не видели. Как вам перспектива поближе познакомиться с каким-нибудь изнывающим от скуки головорезом, который питает особенно «нежные чувства» к представителям правопорядка?
Брукс злобно прищурился.
— Я окажусь там только в компании с Паже. Связывать имена Рики и Коулта все равно что написать слова «мотив убийства» неоновыми буквами. Наш общий приятель Виктор Салинас не преминет упрятать вашего клиента за решетку, лишь бы пересесть в мое кресло.
«Возможно, в этом и есть доля истины», — подумала Кэролайн. Вместе с тем было понятно: Брукс прозрачно намекал, что хочет сделать какое-то предложение.
— Если присяжные не расценят кончину Рики как дело, затрагивающее интересы общества, — произнесла она. — Ваша же кончина как общественного деятеля это непреложный факт.
— Кэролайн, выкладывайте — чего вы хотите, — не выдержал Брукс.
Та смерила его ледяным взглядом и сказала:
— Я хочу, чтобы производство по этому делу было приостановлено.
Брукс буквально рявкнул от возмущения.
— Присылайте мне свою повестку. Я предпочитаю убийство самоубийству — как и Виктор.
— Превосходно. — Кэролайн поднялась, давая понять, что разговор окончен. — Я думала, наша встреча будет полезной. Теперь я не могу этого сказать.
Брукс недоверчиво покачал головой.
— Бросьте ломаться, Кэролайн. Вы пришли сюда, чтобы договориться. Так извольте сесть и выслушать до конца.
Свысока посмотрев на него, Мастерс промолвила:
— Только из уважения к вашему ведомству. — С этими словами она снова села.
— У меня к вам единственное и последнее предложение, — выдержав паузу, произнес Брукс. — Надеюсь, вы поймете меня правильно.
— Говорите помедленнее, Мак, — иначе мне не угнаться за вашей мыслью.
— Вы получаете убийство по внезапно возникшему умыслу.[33] Шестнадцать лет. На деле же Крис Паже отсидит не больше восьми. — Он помолчал. — Мое предложение остается в силе до конца процесса. Если хотите, займитесь очевидцем. Потом решите, имеет ли смысл лезть на рожон.
— А если мы соглашаемся?
— Тогда никаких повесток на мое имя. — Брукс взглянул на нее, словно желая убедиться, произвели ли его слова должный эффект. — И еще — вы с Крисом навсегда отказываетесь от мысли испортить мне жизнь.
Кэролайн некоторое время молчала, делая вид, что ей необходимо взвесить его предложение.
— Остается нерешенным один вопрос. Деньги.
Брукс, казалось, впервые был искренне изумлен ее словами.
— Вы имеете в виду так называемые наркоденьги? Из этого можете лепить что угодно, а я сделаю так, чтобы Виктор вам не мешал. Ведь вы этого хотите? — Брукс подался вперед. — Только одно условие. Если у нас появляются новые улики против Криса Паже, сделка теряет силу. Я не хочу, чтобы меня выкрасили и выбросили.
«Умно», — отметила про себя Кэролайн и сказала:
— А что, если вы утаиваете какие-то улики про запас?
— Нет, — отрезал Брукс. — Если бы это было так и об этом узнал Лернер, он приостановил бы производство по делу.
Кэролайн, подумав, кивнула.
— Хорошо. Я переговорю с Крисом.
— «Кем из выдающихся людей прошлого ты хотел бы стать, — вслух читал Карло, — если бы тебе предложили?» — Он отложил листок с темой домашнего сочинения, убавил звук проигрывателя, на котором стоял диск «Пинк Флойд», и повернулся к отцу. — Есть какие-нибудь соображения?
Паже задумался.
— Ну, скажем, я бы хотел стать президентом Соединенных Штатов с неограниченным правом помилования. Что скажешь?
Карло страдальчески улыбнулся:
— Пап, не смешно.
По подсчетам Криса, сыну предстояло давать показания через два дня.
— Не смешно, — согласился он. — Но думаю, фигуры Марии Антуанетты или Рональда Рейгана тебя не привлекают.
— Только если смотреть на них в качестве супружеской пары.
Паже присел на краешек кровати Карло. Сцена была ему до боли знакома: комната сына с видом на залив, значки его спортивных команд, забранная в рамку фотография его матери, Мэри Карелли. Наконец, сам Карло в сдвинутой набекрень бейсбольной кепке, хмуро вперившийся в монитор компьютера. И Паже, которого тот уговорил помочь ему с сочинением. Только на этот раз отец чувствовал, что сын не очень нуждается в помощи; просто так было спокойнее скоротать время.
Паже это устраивало. Иначе он стал бы думать о Терри, которая должна была давать показания на следующий день, или — что было бы еще болезненнее — о Карло, который свидетельствовал сразу за ней. Ему было приятно проводить время с сыном, зная, что есть повод не говорить о процессе.
