Глаз обезьяны - [3]

— Побриться не забудь, — только и сказал он.

Дорогу до дома я проделал, как во сне. При этом видел и слышал все вокруг. Даже реагировал, улыбаясь ветру и жмурясь на солнце. Но все впечатления и ощущения тут же превращались в эмоции. Вполне самодостаточные эмоции. Не требовалось подстегивать их мыслями или словами. Подставлять костыли метафор и ассоциаций. Моя суперобезьяна весело и бездумно шагала по асфальту, изредка подглядывая за мной в замочную скважину: как там я? Не загнулся еще от рефлексий; от привычки долго рассматривать яблоко, прежде чем откусить; от страха? Да, обезьяна, я боюсь. Боюсь быть искренним, доверчивым, открытым. Беззащитным. У меня нет удивительной жизнестойкости детей. Любое падение мне грозит переломом, любая царапина — неважно, на теле или в душе — будет заживать годами, саднить и гноиться. В ответ обезьяна глупо скалилась, притворяясь глухой, и зыркала по сторонам, задирая взглядом юбки всем встречным женщинам.

Мое состояние пугало меня все больше и больше. В нем не было ничего от обещанного возвращения в детство. Яркость и непосредственность мировосприятия не уравновешивались тем, что называют простодушием, наивностью, невинностью, в конце концов. Другими словами, высокочастотная клизма имени Швайбера освободила не жизнерадостную мартышку, а нечто гориллоподобное.

— Другими словами, я не я, обезьяна не моя? Впрочем, ты прав. Одно дело, когда о голом короле кричит ребенок, и совсем иное, когда тридцатилетний жлоб, гордясь своей наблюдательностью, тычет в обнаженного пальцем, — обезьяна хохотнула.

— Ты это о чем?

— Не догадываешься? Запамятовал, что совсем недавно говорил своему лучшему другу? Могу процитировать… «А знаешь, Миха, почему ты не решился испытать установку на себе? Потому что в твоем случае это не имеет смысла. Есть такое слово — вуайеризм. Конечно, все мы немного, эти самые, но ты — нечто уникальное. То, что для других приправа, для тебя — основная пища. Тебе не обязательно самому зарабатывать деньги: тебе достаточно прочитать, как это делают другие. Тебе незачем влюбляться… Думаешь, я не замечал, какими глазами ты всегда смотрел на нас с Ленкой? А твое постоянное, назойливое миротворчество… сказать, почему ты так себя ведешь?..»

На свидание с бывшей женой я не шел, а плелся. Был вариант: напиться, забиться в угол, и, поглаживая спинки паркетных плашек, ждать, когда мир опять поблекнет. Потому что… потому что, благодаря Михиной вивисекции, я теперь мог сказать Ленке все. Не отмалчиваясь, не прячась за ироничными умствованиями… Но!.. но то же самое, почти то же самое я мог сказать и любой другой женщине. Первой встречной. Абсолютно искренно… Просто не передать, как я в это верил, пока плелся к знакомому дому, поднимался по знакомой лестнице, пока нажимал кнопку звонка. А потом вдруг понял, какой я дурак.

Я проснулся среди ночи. От дикого сердцебиения. Мутный сумрак в комнате, невнятный шум за окном, теплая безвкусная вода в чайнике — как обычно, как раньше. «Эффект Швайбера» оказался малоэффективным. «Вот и все, Миха, вот и все, — подумал я. — Ты, конечно, умница и прекрасный друг, но скажи, Миха, как мне утром посмотреть Ленке в глаза? Может, мне стоит позвонить тебе? Прямо сейчас. Выдернуть тебя из твоей чертовой постели, чтобы прямо сейчас ты подключил меня к своей чертовой установке, а потом проделывал это каждый день? Скажи мне, Миха!..»

— Влад, это ты стонал? Что с тобой? Тебе плохо?

Лена, закутавшись в простыню, словно в крылья, стояла в дверях кухни, и неверного лунного света, просеянного сквозь тюль, мне оказалось достаточно, чтобы не запнуться о табуретку.

— Нет, Ленкин, я не стонал, — пробормотал я, обнимая свою бывшую, будущую и просто жену. — Это я так петь учусь.