Глаз Эвы - [41]

Никогда. При моей технике все начинает проявляться, когда я работаю скребком. Весь свет и вся тьма. Мне надо только найти их, вывести на свет Божий. Это страшно интересно — я никогда не знаю, что найду. Я пробовала писать кистью, но у меня ничего не вышло, кисть была как искусственное продолжение руки, я словно бы не могла приблизиться к холсту. У всех художников своя техника, я придумала свою. И мои картины не похожи ни на чьи. И я должна продолжать работать так же. Рано или поздно мне повезет. Я непременно встречу галерейщика, который будет думать так же, как и я, и даст мне шанс. И сделает так, чтобы я могла организовать персональную выставку. Мне нужно-то всего пару положительных отзывов в газетах, может быть, интервью, и тогда все будет в порядке. Дальше все пойдет само собой. Я в этом просто уверена, и я не собираюсь сдаваться. Не дождутся!

Она говорила и чувствовала себя еще более упрямой. Ощущать это было приятно.

— А ты не можешь пойти работать? Я хочу сказать, найти себе какую-нибудь нормальную работу? Чтобы иметь постоянный заработок. Ты могла бы писать свои картины по вечерам, например.

— Две работы? И еще Эмма? Майя, я ведь не лошадь.

— Ну и что? Я ведь работаю на двух работах. Надо же что-то в налоговой декларации писать.

— А что ты делаешь?

— Работаю в Кризисном центре.

Эва не могла не рассмеяться, настолько парадоксальной была ситуация.

— Не вижу в этом ничего смешного. Одно не мешает другому. Я работник хороший, — заявила Майя решительно.

— Не сомневаюсь. Но наверняка не сомневаюсь, что твои коллеги понятия не имеют, чем ты занимаешься помимо работы в Центре.

— Конечно же, нет. Но на самом деле я гораздо больше подхожу для этого Кризисного центра, чем остальные женщины, которые там работают. Потому что лучше знаю мужчин и то, что заставляет их поступать так, а не иначе.

Подруги продолжали пить кофе, не обращая внимания на то, что происходило вокруг; кто-то приходил, кто-то уходил, официанты убирали со столиков, потом на них ставили новые чашки и тарелки; движение на улице было оживленным. Стоило им встретиться, как они тут же забывали обо всем — так было всегда.

— Помнишь, как мы высыпали картофельную муку на памятник китобоям, когда хотели сделать медуз? — смеясь, спросила Эва.

— А ты помнишь, как мы брызгали спреем в ульи Странде? — спросила Майя. — И тебя искусали пчелы?

— Еще бы, — улыбнулась Эва. — И ты везла меня домой в тачке и ругалась, а я ревела, как корова. Да уж, это была настоящая жизнь. Помню, температура у меня была сорок один градус. Папа тогда решил, что нам не стоит больше дружить. Я, кстати, до сих пор не понимаю, как тебе удалось дотащить меня до дома. Я даже с мальчишками не могла сама знакомиться.

— Да, ты с благодарностью принимала тех, кого удавалось найти мне. Хотя, по правде говоря, никто из них гроша ломаного не стоил.

— Естественно. Ты выбирала себе самого симпатичного, а мне доставался его приятель. Если бы не ты, я наверняка до сих пор оставалась бы девственницей.

Майя, прищурившись, взглянула на подругу.

— На самом деле ты довольно интересная, Эва. Может, тебе следовало бы стать натурщицей у какого-нибудь художника, а не писать самой?

— Ха! Ты просто не знаешь, какие гроши они зарабатывают!

— Во всяком случае, это был бы постоянный источник дохода. Я к тому, что у тебя не было бы проблем с клиентами, если бы ты дала себя соблазнить и стала работать со мной на пару. Я таких длинных ног вообще никогда не видела. Интересно, тебе всегда удается покупать брюки нужной длины?

— Я только юбки ношу.

Внезапно Эву охватил истерический смех.

— Ты что?

— А помнишь фру Сколленборг?

— Давай не будем!

Они помолчали.

— А почему ты решила открыть гостиницу именно в Нормандии?

— Ну, о том, чтобы затевать что-то в этом мещанском царстве, и речи быть не может.

— Значит, мы опять потеряем друг друга. А я только-только тебя нашла.

— Знаешь, поехали со мной, а? Франция — это самое подходящее место для такой художницы, как ты, разве нет?

— Ты же знаешь, что я не могу.

— Да нет, не знаю.

— У меня Эмма. Ей только шесть лет, скоро семь. Ходит в детский сад.

— Ты что, думаешь, ребенок не может вырасти во Франции?

— Может, конечно, но у нее ведь еще отец…

— Но разве она не с тобой живет?

— Со мной, — ответила Эва со вздохом.

— Вечно ты все усложняешь, — сказала Майя. — И всегда этим отличалась. Ясное дело: ты вполне можешь поехать со мной во Францию, если захочешь. Я даже придумала для тебя работу в гостинице. Работать по пять минут, но каждую ночь: прогуливаться по коридору в белой ночной рубашке с подсвечником на пять свечей. Мне хочется завести собственное привидение. А в остальное время можешь писать свои картины.

Эва допила кофе. Она ненадолго забыла о своих проблемах, а сейчас снова вспомнила и загрустила.

— А где ты будешь ужинать сегодня?

— Я никогда не ужинаю. Ем сыр и хлеб; вообще мало думаю о еде.

— Кошмар. Понятно теперь, почему ты такая тощая. Как ты можешь нарисовать что-нибудь путное, если не питаешься нормально? Тебе надо есть мясо! Сегодня мы ужинаем вдвоем. Пойдем в «Кухню Ханны».

— Но это же самый дорогой ресторан в городе!