Глаз бури - [25]

Ларс-Уве поскреб в затылке.

— От кого же вы защищаете города?

— От врагов.

— Каких?

— Мало ли кто может покуситься на богатства города. Наше оружие и наши жизни стоят железной преградой перед такими преступниками.

Ларс-Уве ничего не понял, но на всякий случай кивнул. Вернулся третий отряд. Обрадованный Тюи приказал выводить детей из ратуши и строиться.

— Сам Айдори тоже был взят из города? — спросил Ларс-Уве.

— Никто из командиров экипажей и достойных не родился от земляных червей, — обиделся Айдори.

А вот последний отряд вернулся со скандалом. За стражами с криком и плачем бежала растрепанная женщина, мальчик тоже плакал и бился в руках несшего его стража. Тюи, вздохнувший было с облегчением, снова помрачнел.

— Заткните глотку щенку, — приказал он.

Угадав в нем командира, женщина набросилась на него, царапая ему лицо и стараясь вырвать глаза. Не ожидавший нападения Тюи опрокинулся бренча доспехами. Но Хэнно не растерялся. Подскочив к женщине, он ударил ее рукоятью меча по затылку. Потом помог Тюи подняться.

— Сумасшедшая, — сказал тот, ощупывая лицо. — Хэнно убил эту тварь?

— Еще чего. Пачкать благородный меч.

— Вот и правильно. В порт!

Выстроившись стальным квадратом, внутри которого находились ребята, стражи двинулись назад. Улицы были все так же безлюдны и безмолвны, однако у Ларса-Уве осталось нехорошее ощущение… Сразу после завершения погрузки Киюми вышел в море. Тюи, после недолгого спора согласился передать Арсеналу Прилива двадцать пять мальчиков, оставив Арсеналу Урагана только пятнадцать. Старался загладить прошлое.

— А если он обманет? — спросил Ларс-Уве у Хэнно.

— Никогда, он слишком заинтересован.

— Нуисира тоже выходит в море?

— Нет, у нашего экипажа есть еще одно дело.

— Какое?

— На нашем корабле был пойман противник порядка и подстрекатель. Хэнно его примерно накажет.

— Ты твердо уверен, что свиток принес именно этот человек?

— Все земляные черви виноваты заранее. Не в одном, так в другом, но виноваты обязательно. Поэтому нет особой необходимости доискиваться, принес ли свиток именно он. Все равно наказание будет заслуженным. Хотя в одном Расс-Уве прав, задерживаться здесь Нуисира не будет. Как только вернется отряд, посланный на склад за продовольствием, начнется церемония наказания. А потом корабль покинет порт.

— Продовольствие тоже собирают в городе?

— Где же еще? — усмехнулся непонятливости чужака Хэнно.

— А что за него получают…

— Разумеется ничего. Ведь стражи защищают земляных червей.

В каюту Ларс-Уве вернулся почерневшим и осунувшимся. Айдори сидел за столиком и старательно выводил кисточкой на бледно-желтом пергаменте новое стихотворение.

— Послушай, — радостно обратился он к Ларсу-Уве, — только послушай:

О нет, готовых

Я для тебя сравнений не найду

Трехдневный месяц.

— Великолепно, — угрюмо обронил Ларс-Уве.

Айдори обиделся.

— Это отличные стихи, Расс-Уве просто ничего не понимает в поэзии. Как земляные черви.

— Если Айдори пишет отличные стихи, то зачем Айдори пошел в стражи?

— Крамола, — прошипел Айдори, сузив глаза. — Если бы Расс-Уве не был в составе звездного экипажа, то суровое наказание…

— Как того несчастного, что схватил Айдори?

— Да.

— И что же уготовано бедняге?

Айдори взял другой свиток, лежавший рядом со стихами. Текст на нем был выписан не столь каллиграфично. Брезгливо скривившись, он немного нараспев прочитал:

— Поскольку преступник признан виновным в ужасной и непрощаемой изменен, негодяя проведут по улицам на площадь, где повесят, но не до смерти. Живым вынут из петли, обнажат тело, вырвут сердце, кишки и половые органы и сожгут на огне на его глазах. Затем голову отделят от тела, которое расчленят на четыре части, чтобы доставить удовольствие справедливости. В неизреченной милости стражи избавляют головной мускул от позора. Да упокоит Отец-море его мятежную душу.

Ларс-Уве ожидал чего-либо подобного, и потому лицо его не дрогнуло.

Снова море, снова соленый ветер, снова холодные брызги… Но на сей раз Ларс-Уве даже выматывающую душу качку воспринял как избавление. Хэнно тоже радовался — Нуисира снова исправен. Айдори восторженно хвастался целым ворохом старинных свитков, не опасаясь теперь потерять их. Райдэн радовался просто потому, что радовался.

Ларсу-Уве восторги Айдори по поводу его новоприобретения сначала показались наигранными, после событий в городе он совершенно перестал доверять стражам. Однако когда он увидел, что Айдори целыми днями просиживает за столиком, забывая даже про вахты, как тщательно он вырисовывает кисточкой буквы, Ларс-Уве решил, что абсолютно ничего не понимает, и первое заключение было поспешным.

— Зачем Айдори так старательно копирует старые образцы? — поинтересовался Ларс-Уве, когда Айдори оторвался от столика, чтобы размять затекшую кисть.

Айдори даже глаза выпучил.

— Ведь это подлинные образцы мастеров каллиграфии Западной школы раннего периода!

— Ну и что?

— О-о… сразу видно чужака. Этот непревзойденный по изяществу летящий почерк до сих пор считается признаком высшего совершенства. Величайшие из великих стараются писать именно так! Конечно, кое-кто отдает предпочтение так называемой Южной школе. — Айдори презрительно сморщился. — Не понимаю… Отстаивать подчеркнутую грубость рисунка могут только бескультурные, лишенные чувства прекрасного личности. Истинное искусство каллиграфии заключается в законченности и отточенности, в скрупулезной прорисовке деталей. Реформаторы Восточной школы могут болтать сколько угодно о скорописи, — Айдори вздрогнул, точно увидел змею.- Их никогда не поймут и не поддержат. Содержание должно облекаться в достойную форму.