Главный врач - [28]

Шрифт
Интервал

3

Восстановление главного корпуса было в основном закончено. Снаружи, правда, он выглядел неказисто — стены ободраны, заложенные стеклянными банками окна мутно поблескивали на солнце. Алексея это не смущало. «Придет время — и стены оштукатурим, раздобудем стекла — и окна остеклим, да и рамы заодно заменим, сделаем широкие, чтобы в палатах было светло, как в настоящей больнице. А пока можно работать и так».

В главном корпусе удалось разместить четыре лечебных отделения, бактериологическую и клиническую лаборатории, аптеку и физиотерапевтический кабинет, для которого Алексей раздобыл и с помощью Стельмаха отремонтировал несколько старых, не столько старых, сколько устаревших, аппаратов.

Работы было много: укомплектовать отделения, найти людей и в первую очередь врачей, сестер. Особенно трудно найти сестер. Врач, в случае нужды, и один справится в отделении, а сестер надо много…

Алексей вспомнил Ольгу Невинскую. Она работала сейчас не в буфете, а в распределителе. И не хотелось к ней идти, но он все же пошел.

Ольга в ответ только улыбнулась:

— Что вы, Алексей Платонович, с такой работы — в больницу?

— Ведь вы — медицинская сестра, Ольга, надо же совесть иметь.

Ольга посмотрела на него недружелюбно.

— Причем тут совесть? — спросила она. — Рыба ищет где глубже, а человек…

Алексей рассердился.

— Ну, я вам этого никогда не прощу, — сказал он и вышел.

В душе он уже корил себя за то, что пошел к Невинской. А скоро довелось опять встретиться с нею.

Невинскую привезли вечером. Она металась, бормотала что-то невнятное, хваталась обеими руками за голову. У нее была высокая температура и все признаки воспаления мозговых оболочек. Перепуганная старушка-мать сказала, что все началось с уха.

Алексей пригласил отоларинголога из городской больницы.

Врач долго обследовала больную, потом сказала, что здесь несомненно воспаление среднего уха и отсюда — менингит. Надо оперировать.

Алексей знал, что она таких операций не делает. И вообще никто в городе таких операций не делает, отправляют в другой город или приглашают консультанта сюда. Но тут ждать нельзя.

— Ничего не поделаешь, будем оперировать сами, — сказал Алексей сидящему на диване Ульяну Денисовичу. — В госпитале мне приходилось несколько раз ассистировать при таких операциях.

— Пригласите Зиновия Романовича, — посоветовал Коваль. — Он старый, опытный хирург.

Алексей приказал готовить операционную и позвонил Шубову.

— Полноте, батенька!.. Да разве я когда-нибудь отказывался? — сказал тот. — Давайте вашу тарантайку.

Прибежала санитарка и сказала, что пришли какие-то двое по поводу Невинской. Хотят видеть Корепанова. Алексей попросил пригласить их в ординаторскую.

Это были директор магазина, в котором работала Невинская, — мужчина лет под сорок, в полувоенной форме, и молодая женщина — председатель месткома. Они пришли спросить о своей сотруднице.

Алексей сказал, что состояние Невинской тяжелое, что нужна операция и, по-видимому, придется оперировать, не откладывая до утра.

— Может, лекарства нужны какие? — спросил директор.

Алексей подумал, что хорошо бы достать пенициллин, хотя бы два-три флакона. Но в аптеках его нет, а у спекулянтов слишком дорого.

— Вы не стесняйтесь, — сказал директор. — Если что нужно — из-под земли достану.

— Пенициллин, — сказал Корепанов. — И как можно больше. Двадцать флаконов. Нет, лучше тридцать.

— Если только он есть где-нибудь…

— Есть, — сказал Корепанов. — У спекулянтов.

— Все равно достанем, — заверил директор и стал прощаться.

Не успели они уйти, как позвонили из торготдела и тоже поинтересовались Невинской. Алексей подробно рассказал. А спустя еще несколько минут позвонил Малюгин: ему звонил директор пищеторга и просил сделать все необходимое.

— Все необходимое делается, — ответил Корепанов и положил трубку. — Если кто опять будет звонить по поводу Невинской, — обратился он к дежурной, — скажите, что я на операции.

Приехал Шубов. Он осмотрел больную и согласился. Да, надо срочно оперировать. Алексей признался, что самостоятельно таких операций делать ему не приходилось.

— Ничего, сделаем, — заверил Шубов.

Когда Корепанов и Зиновий Романович после операции вошли в ординаторскую, на столе уже лежали три коробки с пенициллином.

— Тридцать флаконов! Вот черт, раздобыл-таки, — обрадовался Корепанов.

— Батюшки-светы! — воскликнул Шубов, рассматривая лекарство. — Целое состояние! Да где вы достали столько?

Алексей рассказал.

— Счастливая, — произнес Шубов. — А у меня вот молодой человек от перитонита погибает. И нигде не достать пенициллина.

— Возьмите, — протянул коробку Алексей.

После операции Невинской сразу же стало лучше. Вернулось сознание, понизилась температура. На рассвете позвонил Шубов, спросил, как Невинская.

— Спит, — сказал Корепанов. — Ей лучше.

— То-то, батенька! — удовлетворенно произнес Шубов и зевнул. — Сосну и я еще часок-другой.

К вечеру девушке стало совсем хорошо. А на следующий день во время перевязки, увидев лицо Невинской, Алексей ужаснулся. Лицевой нерв был поврежден, лицо перекосилось.

— А может, тут всего-навсего легкий ушиб и все скоро восстановится? — спросил Ульян Денисович.


Еще от автора Наум Давидович Фогель
Капитан флагмана

Действие романа Наума Фогеля «Капитан флагмана» развертывается на крупном современном судостроительном заводе. Автор хорошо знает своих героев – рабочих, техников, инженеров. Описывая их отношения в процессе труда, автор поднимает серьезные нравственные проблемы. Глубоко и тонко пишет Н.Фогель о современной семье, о трудностях и радостях семейного быта.Трудовая деятельность советских людей и их личная жизнь изображены писателем в их реально существующем единстве.


Гипнотрон профессора Браилова

Советский ученый профессор Браилов со своими учениками работает над изобретением аппарата, усыпляющего на расстоянии. По мере усовершенствования этого аппарата, открываются все большие и большие возможности использования его для лечебных целей.Схему аппарата Браилова, путем шпионажа, добывает американский нейрофизиолог Эмерсон. Подстрекаемый своим шефом и друзьями из военного ведомства, Эмерсон разрабатывает сверхмощный генератор сонного торможения, испытания которого на секретном полигоне заканчиваются блестяще.


Рекомендуем почитать
Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Новобранцы

В повестях калининского прозаика Юрия Козлова с художественной достоверностью прослеживается судьба героев с их детства до времени суровых испытаний в годы Великой Отечественной войны, когда они, еще не переступив порога юности, добиваются призыва в армию и достойно заменяют погибших на полях сражений отцов и старших братьев. Завершает книгу повесть «Из эвенкийской тетради», герои которой — все те же недавние молодые защитники Родины — приезжают с геологической экспедицией осваивать природные богатства сибирской тайги.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.