Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - [178]

Я пришел к выводу, что Редмонд был просто ослеплен «мелочевкой» шпионажа и не видел большой картины. Он, кажется, не хотел признать, что Берлинская стена рухнула безвозвратно и Советский Союз был на грани распада.

Как-то во время одной нашей горячей дискуссии я взорвался.

— Ради Иисуса, Редмонд, ты просто становишься похож на тех, с кем я пришел сюда бороться, — я думал о паранойе КГБ и наследии Джеймса Джизуса Энглтона. — Ты становишься похож на наших противников.

Редмонд все еще был поглощен проблемой наших потерь 1985 года. Я пришел к выводу, что его надо убирать из отдела, и седьмой этаж согласился назначить его заместителем начальника Контрразведывательного центра, где он сможет сконцентрироваться на ловле шпионов.

Он будет счастлив. И я буду счастлив.

Кремль. Май 1991 года

Первые зловещие признаки грядущей конфронтации в КГБ полковник Валентин Аксиленко уловил весной 1991 года.

В начале года председатель КГБ Крючков создал в центральном аппарате КГБ новое подразделение для ведения внутренней пропаганды. Новое подразделение, получившее название «аналитический центр», действовало независимо от Первого и Второго главных управлений и подчинялось непосредственно председателю КГБ. Крючков освободил Николая Сергеевича Леонова от руководства операциями КГБ в Северной и Южной Америке и поручил ему возглавить новый пропагандистский центр. Леонов получил четкие указания: переломить тенденцию роста опасных настроений либерализма и пораженчества в КГБ.

Для решения этой проблемы Леонов решил сосредоточиться на самом главном, что составляло суть его организации. Он возродит в КГБ былую патриотическую гордость, найдет в исторических корнях этой организации смысл и энергию, которые требовались председателю для подготовки КГБ к решающей великой битве — на этот раз не за социализм, а за выживание Советского Союза.

Леонов, который считался в КГБ вундеркиндом и в 30-летнем возрасте стал доверенным лицом Фиделя Кастро в революционные времена на Кубе, взялся за дело с присущей ему страстью. Тут же на столах и в помещениях КГБ стали появляться брошюры и листовки, подогревавшие патриотический национализм, который, как считалось, всегда тлел в душе каждого русского человека и даже в циничных душах привыкших к городской жизни офицеров КГБ. Лозунгом стало «величие России» — листовки и брошюры не столько превозносили достоинства марксизма, сколько били тревогу по поводу опасных заговоров, завуалированных под перемены.

Леонов неустанно продвигал тезис о том, что целью Соединенных Штатов было уничтожение Советского Союза. Бесконечные вариации на эту тему беспрерывно вплетались в антизападную пропаганду, исходившую с большой помпой из его ведомства. Все это было направлено на то, чтобы поднять патриотический дух рядовых работников КГБ.

Аксиленко пришел к выводу, что в конечном счете все это было дерьмом. Он и его коллеги в КГБ могли бы просто игнорировать это как пропаганду и пустую риторику, если бы это не сопровождалось тревожными приказами. В апреле по распоряжению Крючкова всем офицерам было выдано личное оружие с указанием повседневного его ношения[71].

Почти за два десятилетия до этого Леонид Брежнев провозгласил, что классовая борьба в СССР мирно завершилась победой социализма. В Советском Союзе больше не осталось внутренних врагов. Таким образом, КГБ был «по-тихому» разоружен — офицерам КГБ было приказано сдать личное оружие. Выдавая пистолеты Макарова, а некоторым даже автоматы Калашникова, Крючков готовил КГБ к какому-то, пока еще неизвестному, последнему бою, заключил Аксиленко. Крючков готовился к конфронтации, и он хотел, чтобы его офицеры были вооружены и готовы к действиям. Председатель КГБ, судя по всему, не понимал, что приказ о вооружении только укрепил решимость тех офицеров КГБ, которые считали, что перемены были единственным способом спасти ссср.

Валентин Аксиленко, как и многие другие офицеры, решил тихо уйти в отставку, чтобы не оказаться вовлеченным в патриотическую борьбу Крючкова.

Лэнгли. Май 1991 года

Олдрич Эймс проскользнул мимо моего помощника Дотти и направился прямо к моему столу.

— Милт, я решил, что пришло время для моего возвращения в советский отдел. Я хочу работать с делами. Я хочу вернуться и работать по внутренним операциям.

Я был больше чем озадачен. Передо мной стоял Эймс, чье имя было в коротком списке работников, за которыми надо следить, а он пришел ко мне и почти требует, чтобы я снова взял его в отдел, откуда я его только что выставил. Но помимо этого я обратил внимание на происшедшие в нем перемены. Олдрич Эймс, с которым я накоротке встречался перед его отъездом в Рим, был неряшливым парнем с плохими зубами. Теперь это был практически новый Эймс в спортивном пиджаке и брюках, стоивших полторы тысячи долларов; его зубы, которые мне казались непоправимо испорченными, были покрыты прекрасными коронками, стоившими, на мой взгляд, по тысяче долларов за штуку.

Я ответил Эймсу, что свяжусь с ним. После того как он ушел, я отправился в кабинет Редмонда.

— Рик Эймс сейчас ввалился ко мне в кабинет и заявил, что я должен взять его обратно в отдел и поручить ему работу по самым важным делам. Что ты об этом думаешь?