Главный приз - [18]

— При этом, — подытожил рассказ следователь, — дверь в лабораторию была закрыта, сигнализация включена, а ваш работник службы безопасности, этот здоровый парень, с которым я только что побеседовал, утверждает, что никаких необычных явлений не было. И никаких — никаких — тревожных сигналов на пульт не поступало.

— Господин Филинов, мы всегда рады оказать содействие закону, — сказал директор. — А теперь объясните, что вы здесь делаете?

— Простите?

— Разве нахождение работника в неурочное время на территории фирмы — это преступление? Или умственное расстройство подпадает под статью уголовного кодекса?

— Вы забываете, господин директор, что ваш работник Фоскарелли скоропостижно скончался.

— И для этого нужно вызывать следователя?

Следователь Филинов потёр пальцем полировку стола. Оглядел палец. Поднял невинный взгляд на директора. Базиль Фёдорович ответил не менее невинным взглядом. Кто смог построить бизнес с нуля, того не испугаешь кавалерийским наскоком.

— Умереть можно по-разному, — ласково сказал Филинов, глядя на Базиля Фёдоровича зорким глазом школьного учителя. — Ваш охранник получил пулю в голову. Его с трудом смогли опознать.

Базиль Фёдорович поглядел в добродушное, круглое лицо следователя. Бедная Сильвия.

— Вы заставили опознавать его госпожу Снайгер?

— Почему её? — быстро спросил Филинов. Директор замялся. — Нет, госпожу Снайгер мы не просили.

— Господин Сутейкин, — сказал директор после паузы. — Проследите, чтобы полиции оказали всемерное содействие.

Он смотрел, как выходит из кабинета полицейский. Менеджер плавно поводил руками, жужжа возле следователя, как элегантный серый шмель. Викинг отлепился от косяка и вышел вслед за ними.

Базиль Фёдорович взял так и не пригодившуюся чайную чашку. Покатал в руке.

— Хорошо начался день.

Глава 10

Вспыхнул огонь, трепещущие оранжевые языки костра взлетели в ореоле мерцающих искр. Стволы сосен стали медными, словно колонны диковинного храма. Зашуршали под ветром верхушки деревьев, и на рассевшихся в кружок людей посыпались сухие иглы и прошлогодние шишки.

Жидкость для розжига прогорела, огненные языки опали, вернулись в ложе из плоских, обкатанных когда-то, в доисторические времена первобытным океаном, камней. Зашипели, пузырясь смолой, сложенные домиком дрова.

Люди в просторных матерчатых балахонах склонили головы, тень накинутых капюшонов скрыла лица. По складкам грубой материи пробегали рыжие тени, и казалось, сидящие на земле фигуры слегка покачиваются.

Кружок неба над головами рассевшихся под соснами людей потемнел, стал иссиня-чёрным. Половинка жёлтой луны разрезанной вертикально головкой сыра повисла над поляной.

Из темноты выступили трое — жрец в балахоне и двое служителей. Их балахоны, тоже просторные, скрывающие фигуру целиком, переливались в свете костра чёрным атласом.

Жрец вышел на середину, обогнул костёр и встал у алтаря. Развёл руки и поднял лицо к луне. Помощники стали по бокам, сложили руки на груди и склонили головы.

Жрец затянул первые строчки песни огня. Низко, почти басом вывел начальные слова, помощники речитативом подхватили на два голоса. Потом вступили остальные, и гул слаженных долгими упражнениями голосов заполнил маленькую круглую поляну.

Неслышно трещали в огне смолистые дрова, стреляя пучками искр. Завозились в ветвях вспугнутые пением птицы. Поднялась до фальцета и резко оборвалась последняя нота, и на поляне стало тихо.

Помощники отступили в темноту и вернулись с металлической клеткой. В клетке сидела большая белая птица. Помощник открыл дверцу клетки, вдвоём они с трудом вытянули трепыхающуюся индейку и водрузили на алтарь. Жрец отвернулся от жёлтого полукружья луны, сложил руки на груди и тихим, хрипловатым баском ещё раз пропел заключительные слова песни огня.

Шагнул к алтарю. Индейка трепыхалась, пытаясь вырваться из рук служителей. Жрец возложил руки на птицу. Та дёрнулась, двигая лапками и вертя шеей. Жрец кивнул, служители отпустили птицу и отошли в стороны. Та сидела неподвижно, ладони жреца лежали на ней плотно, прижав белые перья к бокам. Наконец глаза индейки затянулись белёсой плёнкой, голова опустилась, клюв утонул в перьях на груди. Птица уснула.

Служитель вынес круглую чашу на ножке. Поднёс к алтарю, другой служитель подал изогнутый серпом нож на костяной ручке. Жрец прижал одной ладонью индейку к камню, другой рукой сделал неуловимо быстрое движение, и белая птичья головка упала в подставленную служителем чашу. Жрец отошёл от каменного алтаря, дав место помощникам. Лица его смутно белело под опущенным капюшоном, только блеснули белки глаз, когда он обвёл взглядом поляну.

Люди в балахонах задвигались, вытянули шеи в сторону костра. Там служители уже установили квадратную металлическую решётку, и водрузили на неё индейку. Один из них присел у огня, и принялся раздувать костёр. Другой открыл керамический кувшин, запечатанный восковой печатью, и вылил его густое, багровое содержимое в серебряную чашу, где плескалась кровь индейки.

По поляне поплыл запах жарящегося мяса. Служитель пошёл по кругу, и каждый из сидящих на земле отпил из чаши густой кроваво-красной жидкости.