Главный калибр - [4]

Чтобы неизменно неслось в ответ;

— Есть так держать!

СЕМЬ ЧАСОВ

Главстаршина Федор Филиппович Марков упал под вражеским огнем во время штурма гитлеровских позиций на Керченском полуострове в один из дней января 1944 года. Подобрать Маркова не смогли: он упал рядом с вражеским дотом, из которого тогда выбить гитлеровцев не удалось. В сильный бинокль товарищи отчетливо видели его тело, распростертое перед самой амбразурой. Там оно и лежало весь день.

А вечером главстаршина вернулся в свой отряд морской пехоты, жадно попил воды, наскоро и бессвязно рассказал, что с ним произошло, и завалился спать. Спал он беспробудным, каменным сном.

Вид у Маркова был жуткий: главстаршина был в крови с головы до пят. Кровь запеклась и на лице, и в волосах, они слиплись и затвердели. Сморенный сном Марков не успел сказать, куда его ранило. Санитары, бережно раздев, тщательно осмотрели его со всех сторон, обмыли, но, к своему великому изумлению, не обнаружили ни единой царапины. Лишь на колене была пустяковая ссадина, про которую принято говорить, что «до свадьбы заживет». В кармане у Маркова обнаружили горсть новеньких немецких медалей, что было уж совершенно необъяснимо.

Проспав почти сутки, главстаршина окончательно воскрес и смог наконец отвечать на посыпавшиеся со всех сторон вопросы. Но тут началась подготовка к новой атаке, и Маркова куда‑то потребовали. Потом его назначили командиром взвода, и он исчез с ним на переднем крае.

Об этой удивительной истории мне пришлось узнавать у его товарищей, Один припомнил одну подробность из его рассказа, другой — другую. Так, по крупицам, восстанавливалась картина того, что происходило в течение семи часов, которые он пролежал, как мертвый, у вражеского дота.

…Главстаршина, поднявшись в атаку, бежал впереди всех. Он и не заметил, насколько обогнал своих товарищей. Почти у самого гребня занятой фашистами возвышенности темнела извилистая линия окопов и блиндажей. От позиций черноморцев их отделяла просторная лощина шириной около километра. Сторона лощины, обращенная к черноморцам, была пологая и довольно ровная. А противоположный край поднимался к вражеским окопам более круто и был усеян крупными камнями. Там и укрывались немцы.

Наша артиллерия долго обрабатывала вражеские позиции шквальным огнем, их бомбила и обстреливала авиация. В проволочных заграждениях зияли широкие бреши. Блиндажи и окопы во многих местах были разворочены. Застигнутые в них гитлеровцы не могли уцелеть. Но другие, несомненно, пережидали артиллерийскую подготовку в глубоких подземельях блиндажей или в расщелинах каменных глыб, которые не возьмешь ни снарядом, ни бомбой. Морским пехотинцам и предстояло выбить остатки гитлеровцев в рукопашном бою.

Маркову перед атакой пришлось довольно долго просидеть в неудобном окопчике переднего края. Январское утро выдалось холодным, он успел основательно продрогнуть. Теперь, на бегу, он с каждой минутой отогревался и радостно чувствовал, как тепло разливается до самых кончиков пальцев.

Вражеские позиции молчали. И хотя артиллерия уже прекратила огонь или перенесла его в глубину гитлеровской обороны, немецкие солдаты и офицеры, наученные горьким опытом, не торопились выбираться из своих убежищ. Бывало не раз, что черноморцы перед самой атакой прекращали артиллерийский огонь. Но как только гитлеровцы высыпали пехоте навстречу, огонь возобновлялся снова. И потому гитлеровцы отсиживались.

Моряки бежали без традиционного для русских «ура». Преждевременно привлекать к себе внимание не следовало. Бежали по всем правилам: припадая для передышки за бугорками, страхуя друг дружку: один бежит, другой лежа держит пространство перед ним под прицелом. Потом меняются.

А главстаршина увлекся. Он понимал, что ему следовало не выпускать из‑под наблюдения свой отряд. Но он знал также, что на него будут равняться его бойцы, и хотел своим примером увлечь всех вперед. И он мчался во весь дух, бессознательно радуясь тому, как послушно пружинят ноги, как легко и свободно хватает грудь прохладный воздух. Через встречные канавки, ямы и бугорки Марков перепрыгивал огромными скачками. Каждый мускул его большого, хорошо тренированного тела подчинялся одной цели — скорей перебежать долину.

Добраться до врага, схватиться врукопашную Маркову хотелось больше всего на свете. Разумом главстаршина понимал, что все, что он делал раньше, тоже нужно для победы. Вместе с другими морскими пехотинцами он устраивал на таманском берегу причалы, грузил на мотоботы и баркасы тяжеленные ящики с консервами, мешки с крупой и хлебом, подвозил патроны и снаряды, учил молодежь из пополнения точной стрельбе, умению залегать, маскироваться, бросать гранаты, разжигать огонь на ветру и многим другим премудростям нелегкого ратного дела. Его хвалили командиры. И все‑таки ни днем, ни ночью его не оставляло чувство глубокой неудовлетворенности: ему не терпелось крушить фашистов своими руками. Хотелось рассчитаться за все: за предательское нападение, за разрушенные города, за убитых друзей — за все принесенное на нашу землю горе.

Пологий спуск постепенно перешел в подъем, но Марков не замедлил бега. Крутизна начиналась лишь перед самыми окопами. Марков остановился и огляделся. Укрытый от врага откосом, он находился в недосягаемой для обстрела «мертвой зоне». Только сейчас он увидел, насколько опередил своих.