Главный дар вашему ребенку - [5]
А когда от детей избавляются, добра не бывает. Более того, есть все основания считать, что дети, чьи братья и сестры были убиты в материнском чреве, вырастая, словно бы мстят родителям за убийства. Воздают по полной программе. Оказываются неблагодарными, черствыми, а то и хуже.
Не бывает мира в семьях, где убивают детей.
Именно в этом – не в последнюю очередь – причина неблагополучия в наших семьях, что уже несколько поколений по грудь, по шею в крови своих уничтоженных, разорванных на части дядьев и теток, братьев и сестер, племянников, внуков.
Мы все в этой крови.
А что делать?
Как изменить сделанное? Их не вернуть к жизни. Но у нас есть покаяние.
И еще – возможность не допустить до этого ужаса кого-то ближнего или дальнего. Поддержать, помочь, объяснить, дать денег, наконец.
А каяться – как? Пойти в церковь, покаяться на исповеди. И нужно быть готовой, что священник может наложить епитимьюза этот страшный грех. Какой она будет – неизвестно. Отлучение от причастия на определенный срок, особые молитвы, пожизненное ежедневное покаяние… Хорошо, если это будет. Хоть бы так попытаться вымолить прощение.
Помните, что епитимья – не кара, а средство исцеления души. Выполняя ее, вы очищаете свою душу, она словно стаскивает старую грязную одежду и постепенно обновляется.
Господи, помилуй мя за убитых во чреве детей моих.
Как говорит петербургский миссионер диакон Михаил Преображенский, у наших прадедов никогда не бывало, не могло быть сомнений – нужен им еще один ребенок или нет, ко времени он или не ко времени. Родители знали:
• да, каждый зачатый нами ребенок родится;
• да, он будет крещен, и выращен в своей семье, и воспитан в православной вере;
• да, одна лишь его жизнь изменит соотношение сил в духовном мире на две единицы – минус одна душа для дьявола и плюс одна душа для Бога.
В верующих семьях и сейчас, как прежде на Руси, родители в ответе за каждого зачатого ими ребенка. И ощущают себя на переднем крае битвы с силами зла, с извечным стремлением дьявола уничтожить, искоренить человеческий род.
Письмо убитого ребенка[8]
Мама! Тебе холодно. В окно врывается ледяной зимний ветер. Ты лежишь без сил, одеяло упало на пол, и некому поднять его, и укрыть тебя любящей рукой, и затворить окно.
Твой сын далеко, он не хочет приехать даже сейчас, когда твои дни сочтены. А дочь давно умерла, у нее было слабое сердце.
Мама! Я был именно тем, кого Господь назначил покоить твою старость. Я не оставил бы тебя. Моя жена стала бы тебе любимой дочерью. Мои дети каждый день, возвращаясь из школы, наперегонки бросались бы к тебе, споря, кому первому обнять любимую бабушку.
Но ты не захотела родить меня. Мне было страшно, меня рвали на части, кромсали и перемалывали ледяные железные челюсти. А потом я очнулся, и уже не было боли, был покой. Неподалеку на цветущем лугу всегда играют дети, их много, и с ними ангелы. Они сами – ангелы. За этих детей молятся на земле, их оплакивают родители, у них есть имена, их крестили в храмах. Мама, они видят Бога! Самое прекрасное, что может быть на свете, – это видеть Бога и купаться в Его любви.
А мы в сторонке от тех детей. Нас много, очень много. Господь любит и нас тоже, Он заботится о нас – ведь мы не виноваты, что нас убили мамы. Но безымянные, некрещеные, мы не можем быть вместе с Ним – только рядом, неподалеку.
Мамочка! Я ничем не могу помочь тебе. Те, другие дети-ангелы, – они молятся о своих родителях, о своих близких, и Господь выполняет их просьбы. А я не могу просить Его за тебя.
Я – душа, лишь страдающая о тебе.
Ты помнишь, папа сказал тогда: «Решай, или я – или еще один ребенок», – и ты выбрала его, мужа, отца двоих уже рожденных детей. Но он все равно оставил тебя, мама, он был внутренне готов бросить вас – тебя и моего брата с сестрой, – хотя сам тогда не понимал этого. Потом у него появились другие дети, и он помогал тебе редко и скудно. А ведь он мог остаться, роди ты меня, в нем могла заговорить совесть, могла вспыхнуть и разгореться настоящая любовь к тебе и нам, его детям, – и вы были бы вместе до сих пор.
Моя сестра умерла, а брат вырос черствым, несмотря на всю твою любовь и заботу о нем. Ты впала в немощь, ты постарела – и осталась одна.
Мама, я прощаю тебе, что не видел солнечного света, не сидел у тебя на коленях, не листал книжек с картинками. Что не заглядывал в преданные собачьи глаза и не бродил по лесу, крепко держась за отцовскую руку. Я прощаю тебе, что не видел, как лакает молоко котенок, как в цирке летают под куполом гимнасты. Что не встретился с девушкой, назначенной мне в жены, – у нее каштановые волосы и счастливая улыбка, у нее добрые руки, и они качали чужих внуков, не твоих, мама.
Я прощаю тебя, мамочка.
Но ты лежишь сейчас одна, без помощи и заботы, и я не могу ничего сделать для тебя. Не могу умолить о тебе Бога.
Потому что ты убила меня, мама.
Когда родится, тогда и зарежем
Аленка
– Когда моя мама узнала о моей беременности третьим, а шел 4-й месяц, она стала настаивать на аборте (тебе на этих-то времени не хватает, надо этих получше кормить, ваша «двушка» всех не уместит), навыдумывала, в общем, чего и не было. Я тогда сказала: «Давай подождем; пока он во мне, он кушать не просит, места не занимает. Если будет мешать, когда родится, тогда и зарежем!» Мама была ошеломлена. Теперь любуется внучкой, похожей на нее…
