Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола - [53]

Александр Семенович сказал мне однажды, что Андрей любит один раз. „Надо еще посмотреть, сможешь ли ты так любить. Увлечения могут быть у тебя, но не у него. Он — ребенок в любви, он — однолюб“. Я никогда не думала, что в сорок шесть лет оборвется жизнь Андрея, поэтому не подводила итогов ни в наших отношениях, ни в понимании его отношения ко мне. Но я всегда чувствовала, что он — однолюб. Как замечательно говорила его мама Мария Владимировна: „Мужей, Катенька, можно менять до бесконечности, но стоит ли?“ Это была ее сакраментальная фраза.

Наши отношения были построены на пылкой, глубокой любви, очень интересной обоим. Мы развелись в 76-м году, прожив пять лет. И тем не менее взаимоотношения были любовные до самого конца, до его смерти».

Месяцем позже Театр Сатиры отбыл на гастроли в столицу социалистической Чехословакии — Прагу. Там произошло очередное возобновление близких отношений Андрея с Татьяной Егоровой. Однако эта «реставрация» длилась только во время гастролей — в Москве Андрей сразу же возобновил отношения с актрисой Ларисой Голубкиной, которую в прошлом не раз звал за себя замуж. Однако Лариса неизменно отказывалась и в итоге вышла замуж за поэта Николая Арсеньева-Щербицкого, от которого за год до описываемых событий родила дочь Машу.

Лариса вспоминала: «Я была мамина дочка… Я была очень инфантильной девушкой… Были у меня в тот период какие-то страсти, но быстро уходили в песок. А когда мне мужчины делали предложение, я отказывалась, думая, что брак меня сразу привяжет к дому… Андрей дарил мне корзины цветов еще в институте. Он мне делал предложение четыре раза на протяжении десяти лет. А я говорила: „Нет!“ Потому что не хотела замуж. Я ему говорила: „Зачем мы женимся? Я тебя не люблю, ты меня не любишь“. Он говорил: „Потом полюбим. Вот поженимся и полюбим“. И он добился своего… Я вышла за Андрюшу когда мне было уже за тридцать, но я считаю, что это мой первый брак. Все, что происходило до этого, — просто несерьезно. А тень первой жены Андрея над нами не витала…»

Голубкина была чуть ли не единственной из подруг Андрея, которой удалось без особого труда найти общий язык с его властной матерью. Еще не будучи женой Миронова, она часто навещала Марию Владимировну и регулярно ходила вместе с ней по театрам.

Мария Владимировна была сторонницей брака Андрея и Ларисы, тем более что совместная жизнь с сыном тяготила ее. Мария Владимировна то и дело попрекала Андрея потерей квартиры, он нервничал, запирался в своей комнате и часами не выходил из нее, слушая музыку. Ситуация требовала срочного разрешения…

В итоге Андрей переехал к Ларисе, жившей тогда на Селезневской улице, напротив Театра Советской армии. Для Голубкиной появление Андрея с вещами в ее квартире оказалось неожиданностью. «Было невероятно смешно, — вспоминала она. — Андрей примчался на грузовике и привез мне унитаз импортный — дефицит! — зеленое кожаное кресло и старинную лампу. Я так хохотала!

А следом за ним пришел его отец Александр Семенович и говорит:

— Лариса, что же это такое?

Я говорю:

— Александр Семенович, я его не звала, это он сам ко мне пришел, вот видите, даже со своим сортиром.

Все Менакеры — люди с прекрасным юмором. Александр Семенович сел со мной, сказал:

— Знаешь, Лариса, Андрей очень тяжелый человек. Ты с ним не справишься.

Я возразила:

— Александр Семенович, почему вы все его ругаете? Папа говорит — тяжелый, мама — тяжелый. Оставьте нас в покое. Мы разберемся!»

Как ни странно, после расставания Екатерины и Андрея отношения между ними улучшились. Не совсем удачный брак обернулся хорошей, искренней дружбой. Это устраивало обе стороны. Андрей часто навещал бывшую жену и дочь, причем мог нагрянуть совершенно неожиданно, без предупреждения.

«Он очень нежно к нам с Машей относился, — рассказывает Екатерина Георгиевна, — разбирал наши междоусобицы, так всегда смешно говорил и грустно: „Когда я о вас думаю, мне всегда хочется к вам, думаю, как у вас мирно, хорошо, а вы тут еще и деретесь“. Это если я Машку за что-нибудь наказывала, она ему жаловалась. Очень часто мы с Машей, а жили мы в актерском кооперативе на Герцена, 49, приходили домой и вытаскивали его записки, засунутые во всякие щели. Смешные всегда, с ласковыми именами. „Родные мои“ или „девочки мои“. Писал, что заезжал, но нас не застал.

В последние годы жизни Андрей стал режиссером. Я играла у него в „Феноменах“. А в „Бешеных деньгах“ мы оба исполняли главные роли. Я обожаю эту работу. А вот Розину (роль Градовой в спектакле „Безумный день, или Женитьба Фигаро“. — А. Ш.), с которой начался мой альянс с Театром Сатиры, я так там никогда и не сыграла. А для Андрея Фигаро стал последней ролью».

14 августа 1987 года Театр Сатиры давал на сцене Рижского оперного театра «Женитьбу Фигаро».

В тот роковой вечер 14 августа Миронов играл на сцене Рижского оперного театра в спектакле «Женитьба Фигаро». Спектакль начался вовремя, и до 3-го акта, 5-й картины, последнего явления все шло своим ходом, как положено. Вдруг Миронову стало плохо…

Вспоминала актриса Ольга Аросева: «Мы почти уже отыграли спектакль. Андрей сказал мне, Марселине: „Прощайте, матушка!“ Так нежно, серьезно сказал. И я ему ответила: „Прощай, сынок!“ Ушла со сцены за кулисы и с кем-то тут же поделилась: „Андрей очень серьезно, глубоко стал Фигаро играть. В нем что-то новое рождается…“