Главная ветвь - [26]

Евгений, затаив дыхание, некоторое время вглядывался в новое тело гостя, угадывая в нем знакомые очертания и пытаясь вспомнить, где он их видел. Затем медленно поднял глаза еще выше и во второй раз едва не выронил бокал.

Лицо гостя осталось прежним, мужским, резко контрастирующим с остальным телом. При этом лицо оставалось все таким же спокойным и невозмутимым. Евгений, открыл рот, пытаясь что-то сказать, но слов не было.

– Мне кажется, – сказал гость, оглядев себя, – что мой вид не совсем обычен. Что-то вы не додумали, Евгений.

– Я? – окончательно растерялся тот, аккуратно ставя чуть дрожащими руками бокал на стол. – Это… я сделал?

– Вы пожелали видеть здесь другого человека. Но трансформация несколько шокировала вас, и вы соизволили прервать процесс.

– Э-э… простите. Я не хотел, – пробормотал Евгений. Крупная мужская голова сильно контрастировала с женским телом, что сильно сбивало с толку и мешало думать.

– Пустяки. Для меня это не имеет ровным счетом никакого значения, – уверил его гость. – Но с вашего позволения я все-таки закончу трансформацию.

И, не дожидаясь ответа, завершил начатое. Теперь перед Евгением сидела живая Елена.

– А-а… – окончательно растерялся Евгений. С одной стороны, он отдавал себе отчет, что девушки на самом деле здесь нет, но с другой, сходство с оригиналом было настолько поразительным, что избавиться от эффекта присутствия живого человека никак не удавалось.

– Опять что-нибудь не так? – поинтересовался гость голосом и интонацией Елены.

– Н-нет… Да. Вы бы не могли вернуть себе прежний облик, если не трудно? – взмолился Евгений.

– Без проблем.

Спустя мгновение перед Евгением вновь сидел тот же мужчина, что и пару минут назад, в том же своем неизменном костюме.

– Спасибо, – выдохнув с явным облегчением, поблагодарил Евгений.

– Не за что. Я думал, вы действительно этого желали, и позволил себе осуществить ваше желание.

– Это была временная слабость.

– Вчера вы летели на крыльях, так сказать, а сегодня уже слабость. Я чувствую, что вы колеблетесь. Может, все-таки поделитесь? Вдруг помогу?

– Вы такой сильный знаток человеческих душ? – усмехнулся Евгений, вертя пальцами вилку.

– Нет, но я обладаю огромными знаниями многих людей, а также всеми достижениями народа, создавшего меня.

Евгений молча уставился в пол размышляя. Гость молча ждал.

– Ну, предположим, я разочаровался. Нет, не то… Усомнился, что ли. Не знаю… Она… Понимаете, она вроде бы хорошая, красивая, нормальная, но… Одно «но», – Евгений почесал ручкой вилки затылок, подбирая слова. – Я не знаю, как объяснить. Эти ее рисунки… Вы понимаете, о чем я?

– Кажется, понимаю, – серьезно сказал гость. Он поднялся со стула и прислонился к подоконнику, опершись на него руками. – Изображения, на которых она запечатлена в своем естественном виде. Я уже говорил, что у вас – людей странные представления о подобных вещах.

– Но…

– Подождите. Возразить вы еще успеете, – остановил гость Евгения, выставив правую руку ладонью вперед. – Мне, созданному расой, не имеющей понятия ни о чем подобном, трудно воспринять вашу точку зрения на данный вопрос. Это достаточно странно и с трудом поддается анализу.

Гость, заложив руки за спину, прошелся по кухне туда-обратно, остановился напротив стола и сверху вниз посмотрел на Евгения.

– В подавляющем большинстве в вашем обществе выявлена крайняя нетерпимость к первозданному виду человека, нетерпимость как к чему-то противоестественному и крайне непристойному. Мне в этом видится какое-то, простите, извращенное восприятие мира человека, эдакая ненависть к самому себе, что ли, самоунижение. Искусственные покровы тела у вас трансформировались из необходимости в безысходность.

– Но есть же какие-то культурные и нравственные нормы!

– В чем вы в данном случае усмотрели нарушение норм? Насколько мне известно, работа натурщика – это часть учебного процесса, никоим образом не нарушающая ваших законов. Это, кстати, касается, не только искусства, но и медицины.

– Это так, но все же… – смешался Евгений.

– Разве вы никогда не видели полотен великих художников, написанных с обнаженной натуры?

– Видел, но… это другие люди.

– Другие, в смысле, незнакомые вам? Выходит, другим можно позировать художникам?

– До других мне нет никакого дела, – буркнул Евгений.

– Но вы раньше не задумывались, что это плохо.

– Не задумывался.

– А теперь вас лично коснулось это, и вы изображаете бурную ревность и принципиальность. Вы собственник, Евгений, а Елена не вещь – она человек. К тому же вы готовы обвинить женщину в том, что ее рисуют якобы в неподобающем виде, хотя, по сути, призвание искусства и состоит в воспевании красоты природы, частью которой является и человек, хотя вы всеми силами и пытаетесь выделиться из нее, возвыситься над ней. Вы усматриваете в естественном виде человека грязь, пошлость, вызов; художник же видит в нем красоту и совершенство. Пусть иногда и несовершенство, но все равно красоту – собственную и неповторимую, отражение мира, в котором вы живете.

– То есть, вы хотите сказать, что Елена, позируя в подобном виде, не делает ничего предосудительного?

– Я действительно хочу сказать именно это. – Гость вновь прошелся по кухне, вернулся к окну и уселся на стул. – К тому же, именно вы спровоцировали собственный душевный конфликт.