Гласность и свобода - [167]

Зато Алик потеряв всякий смысл еще и собрал человек пять на митинг протеста у окон «Русской мысли» (не знаю, на Фобур Сен Оноре или во дворе, действительно под окнами).

А я вернувшись в Москву обнаружил, что и здесь Алик с безумной энергией успел многих диссидентов в Москве убедить в справедливости своего возмущения и обоснованности выводов. Оказалось, что письмо, вполне подобное письму Алика, куда-то собираются отправлять Сергей Ковалев, Лара Богораз и все «Общее действие». Мне Лара тут же предложила его подписать. Я безуспешно пытался убедить и ее и Сергея Адамовича, что положение гораздо сложнее, чем им на расстоянии и по недостоверным рассказам Алика кажется, что Ирина Алексеевна — человек совершенно замечательный и героически сражающийся за «Русскую мысль» — все было бесполезно. Они не только отправили это коллективное оскорбительное письмо Ирине Алексеевне, но Лара еще и опубликовала в «Литературной газете» большую и очень противную статью под названием «Безработный Гинзбург» (номер от 10/XI-92 — тут ее в этой все еще полугэбешной газете опубликовали сразу и, кажется, в первый раз), где называла Ирину Алексеевну синьорой Альберти, которая смела поднять руку на «их диссидентскую газету». Пересказывала многое из письма Алика, утверждала, что диссидентов в «русской мысли» не осталось, забыв Наташу Горбаневскую, Ольгу Иоффе, Ходоровичей и многих других, объясняла, что она дважды отказывалась от подписки на газету (первый раз после того, как Иловайская в интервью газете «Коррера делла Сера» позволила себе публичную якобы клевету в адрес покойного А.Д. Синявского). Ну во-первых, как вел себя Синявский в Париже Ирина Алексеевна знала много лучше жившей в Москве Лары, а свое сотрудничество с КГБ в Москве в сороковые-пятидесятые годы он сам вынужден был описать в автобиографической книге «Спокойной ночи». А во-вторых, диссидентской газета становится, когда ее издают или хотя бы редактируют диссиденты (как «Хронику текущих событий», «Бюллетень «В», «Поиски и размышления», «Гласность»), но не тогда, когда ни один из диссидентов никогда и ничем не помог «Русской мысли» не то что копейкой, но хотя бы в ее распространении в России и только эта ведущая мучительную борьбу за выживание газета всех вокруг себя собирала, печатала, платила высокие гонорары и оклады помогая многочисленным диссидентам и не только тем, кто в ней работал. Лара с возмущением писала, что ей, несмотря на ее отказы, продолжают присылать газету, что ее присутствие в «списке подписчиков» нужно Иловайской-Альберти. Но к этому времени Лара и от меня и, вероятно, от других уже знала, что фонды интересующиеся диссидентами в списке подписчиков давно уже ничем не помогают «Русской мысли». Просто Ирина Алексеевна продолжая рассылать всем нам бесплатно (ни один из диссидентов никогда даже за подписку не заплатил) газету, была и умнее и бесконечно добрее Лары. Вместо того, чтобы сказать спасибо за все то, что диссиденты получили от «Русской мысли» и пожалеть, что наступили более трудные времена, Ирине Алексеевне и Ковалев и Богораз и другие писали письма по словам Лары в ее статье с «непарламентскими выражениями». Все это было очень грустно и обидно. Ко всему остальному к этому письму «Общего действия» присоединилась и Елена Георгиевна Боннер, которая уж точно могла бы понимать больше, чем возбужденные Аликом москвичи. Но она выслушала пару чьих-то клеветнических сплетен, а сама еще не дожила до необходимости заключать контракт с Березовским. Мужественно поддерживала Ирину Алексеевну Наташа Горбаневская, Ходоровичи — все, конечно, понимавшая Оля Иоффе и Валера Прохоров, когда приезжал в Париж, старался сказать доброе слово ей и я. Но всего этого было недостаточно для больной, измученной личными и общественными трагедиями старухи.

Клеветническая атака Алика и письма из Москвы добили восьмидесятилетнюю Ирину Алексеевну и через несколько месяцев, во время переговоров с одной из христианских организаций о помощи «Русской мысли» Ирина Алексеевна скоропостижно скончалась. Собственно говоря, это и был конец «Русской мысли». Ставшая главным редактором Ира Кривова (после отставки Арины она была заместителем главного редактора) сперва мужественно боролась за сохранение газеты, отбила атаки русского посольства в Париже тут же пожелавшего ее купить и Гениевой, почему-то претендовавшей на наследство Ирины Алексеевны, но сравнительно недавно живя в Париже, не имея необходимых в этом случае связей и известности, она мало что могла сделать. Я попытался чем-то помочь, вел переговоры во французском МИД'е, где был фонд помощи для зарубежных стран, в Европейской комиссии в фонде TASIC. Они готовы были помочь, имя «Русской мысли» было так значительно, что все понимали необходимость ее сохранить, но дело было в том, что их средства могли быть направлены в Россию, но не могли расходоваться в Париже. А фондов внутриевропейских я, естественно, не знал — они никогда меня не интересовали. Ира, как могла, пыталась сократить расходы, даже офис был перенесен в квартиру Оли Иоффе — секретаря редакции и ее мужа Валеры Прохорова, лет десять работавшего в «Русской мысли». Но в Париже газета оставалась убыточной и в конце концов ее купил некто Лупан, выпускающий в Лондоне и Париже и ее и другие издания для «новых русских». Ничего общего с «Русской мыслью» под редакцией Ирины Алексеевны Иловайской она уже не имеет, и по существу, великой этой газеты, игравшей такую исключительную роль в русском освободительном и демократическом движении уже нет.