Гладиаторы - [210]

Шрифт
Интервал

Продемонстрировав таким образом императору свою мудрость, Каллист сказал далее самое страшное: он сказал, что, по его сведениям, сенаторы, узнав о захвате письма Скрибониана мною, не только не испугались и не уничтожили свое письмо к Скрибониану, но, проклятые в гордыне своей, отослали это письмо с уже имевшимися подписями Скрибониану — то есть дали Скрибониану сигнал наступать на Рим!

Все это Клавдий рассказал мне, от страха и от раздражения дергаясь вроде удильщика при хорошем клеве, — временами я боялся, как бы он не упал. По всему выходило: я не помог императору, а навредил ему, поскольку я, поторопившись, помешал Каллисту выявить противников императора в сенате, и даже более того — я спровоцировал сенаторов на выступление, то есть на отсылку подстрекательского письма к Скрибониану… Мне оставалось одно: в глазах императора пересилить Каллиста в предусмотрительности.

Во-первых, я сказал, что знал о письме Скрибониана к сенаторам не хуже Каллиста. Во-вторых, что я пошел на изъятие письма Скрибониана к сенаторам только тогда, когда мне стало известно об отсылке сенаторами их совместного письма к Скрибониану. Причем об этом письме, заявил я, не стоит-де особенно беспокоиться: я-де послал за сенаторским гонцом, отосланным с письмом к Скрибониану, надежного человека, который сумеет перехватить его.

Клавдий успокоился немного… И еще он заметил расхождение между тем, что говорил ему я, и тем, что говорил ему Каллист: Каллист уверял, что сначала я выкрал письмо у сенаторов, а потом они отослали гонца к Скрибониану, а я — что все было как раз наоборот. Клавдий вызвал Каллиста для объяснений.

Каллист, не глядя на меня, сказал своим обычным вкрадчивым тоном:

«Император узнает правду, кому он может верить сейчас и впредь, а кому — нет. Это просто.

Когда мне стало известно, что сенаторы послали гонца к Скрибониану со своим письмом, я сразу же отрядил погоню. Нарцисс же уверяет, что он тоже отрядил погоню. Я своего человека послал за гонцом сенаторов после того, как письмо Скрибониана попало в руки Нарцисса. Нарцисс же уверяет, что до того, как письмо Скрибониана попало в его руки, он послал за гонцом сенаторов своего человека. Получается, что Нарцисс должен перехватить письмо сенаторов к Скрибониану, а не я, поскольку он послал погоню за гонцом сенаторов раньше моего. Но это в том случае, если Нарцисс говорит правду. А если нет, то письмо доставит на Палатин мой человек».

«Хорошо сказано, дружище Каллист, — обрадовался Клавдий. — Так и порешим: кто принесет мне письмо сенаторов, тот и прав».

Я попытался возразить. «Но, цезарь, быть может, Каллист только говорит, что отправил своего человека за сенаторским гонцом после того, как письмо Скрибониана к сенаторам оказалось у меня — а на самом деле он снарядил погоню еще до того, то есть тогда же, когда и я. Или может статься так, что мой человек встретит на своем пути в погоне за сенаторским гонцом больше препятствий, чем каллистов, и поэтому Каллист получит письмо сенаторов к Скрибониану, а не я, хотя я и снарядил погоню раньше его…» Меня не слушали. Клавдий все расхваливал пробу на правдивость, придуманную Каллистом, а Каллист довольно щерился.

Ты уже, наверное, понял, к чему я клоню: ты должен быть моей погоней. Ты должен настичь сенаторского гонца, отобрать у него письмо к Скрибониану и доставить это письмо мне. И тебе надо торопиться — человек Каллиста уже в пути!

Еще задолго до того, как Нарцисс кончил, Марку стало ясно, что от него Нарцисс потребует. Он должен будет покинуть Рим — и Орбелию, и Ливию, и Сарта… Что ж! Он дал слово Нарциссу. А может, сейчас ему и нужно было бы покинуть Рим — и Орбелию, и Ливию, и Сарта…

Кстати, самое время напомнить Нарциссу о долге.

— Подожди, Нарцисс. А как же тот миллион сестерциев, который ты дал мне? Ты что-то о нем молчишь.

Нарцисс болезненно сморщился.

— Какой там еще миллион? Мне нужно письмо к Скрибониану. Письмо! А сестерции можешь оставить у себя.

Марк был удовлетворен.

— Ладно, попробую достать для тебя это письмо. Только мне должно быть хорошо известно, кто именно его везет в Далмацию. Не можешь ли ты описать, как выглядит гонец сенаторов?

Вместо ответа Нарцисс протянул Марку покрытую воском табличку.

— Вот, смотри.

«Мой раб Клеон повез письмо сенаторов Скрибониану» — было на табличке.

— Откуда это у тебя? — поинтересовался Марк.

— Эту табличку принес ранним утром раб Пизона, но я был всю ночь и весь день во дворце, поэтому попала она ко мне только вечером, когда я вернулся домой. Это написал Пизон — я знаю его почерк.

— Значит, Пизон не только прислал мне письмо Скрибониана, но и предупредил тебя о том, что ответное письмо уже отослано… Но не проще ли было ему просто передать тебе это письмо, чем сообщить об его отсылке, предварительно отослав его?

Нарцисс скривился:

— Ты разве не догадываешься, что все это значит? Неужели ты думаешь, что Пизон возней со всеми этими письмами хотел меня облагодетельствовать? Как бы ни так! Перед тем, как засунуть себе в сердце кинжал, Пизон решил насолить всем, до кого только он мог дотянуться. Ему каким-то образом стало известно, что я через тебя интересуюсь письмом Скрибониана к сенаторам и что Каллист тоже интересуется им, вот он и решил стравить нас друг с дружкой: сначала он делает так, что письмо это оказывается у меня, а потом, послав нам обоим восковые таблички, сообщает, что письмо Скрибониана к сенаторам — это еще не все, есть еще одно письмо — письмо сенаторов к Скрибониану. Он знал, что эта новость будет означать для нас… Так и получилось, как он хотел: он столкнул нас лбами, и от тебя теперь зависит, чей лоб окажется крепче.


Еще от автора Олег Владимирович Ерохин
Властелин Галактики. Книга 1

Сыну магистра Арагонского Братства не дано самому выбирать свой жизненный путь. Законы Братства суровы, и отступнику грозит неминуемая гибель. Спасая приговоренную к смерти загадочную незнакомку, Джонни Голд автоматически ставит себя вне закона. Теперь ему в одиночку придется сразиться с могущественным противником.


Властелин Галактики. Книга 2

Не в силах смириться с трагической гибелью своей возлюбленной Лолы, Джонни Голд решается на отчаянный шаг - он отправляется на далекую планету Церб, где вступает в ряды претендентов на Корону Мира, хранящуюся в загадочной Башне, возведенной в незапамятные времена таинственными пришельцами. Мало кого отпускает Башня живым, но Джонни оказывается одним из счастливчиков. Снова и снова возвращается он на Церб, готовый либо погибнуть, либо обрести могущество, которое позволит ему вернуть Лолу из небытия.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.