Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - [67]
[520]. После обеда раздались громкие звуки «похожего на туманный горн» инструмента.
Масарик, всегда ратовавший за разумные решения и за диалог, призывавший своих соотечественников к умеренности в национальном вопросе и к конструктивной работе, так и не смог выступить. Попытка социал-демократов и христианских социалистов успокоить дебоширов закончилась дракой.
4 февраля дискуссия стала возможной, хотя и ненадолго. Масарик говорил спокойным и деловитым тоном. Выступил против представленного законопроекта, упомянул положение чехов в Вене и потребовал комплексного решения проблемы: «Если этой палате недостаёт мужества представить законопроект с общими нормами для всех народов империи, то ожидать мира не приходится. Даже те, кто придерживается государственно-правовой, автономистской точки зрения, не могут не признать того факта, что в Вене проживают сотни тысяч наших соотечественников. И мы должны пожертвовать ими ради мира с немцами?» По мнению Масарика, «идеальным решением языкового вопроса»[521] может стать повсеместное двуязычие. Это означало, что и Вена, и вся Нижняя Австрия должны стать двуязычными, а именно этого немцы всеми средствами старались не допустить.
Затем выступили ещё несколько ораторов, и атмосфера снова накалилась. Стоял сплошной гул, заседание пришлось прервать. 5 февраля буря поднялась сразу после начала заседания, шум был слышен даже на улице и привлёк внимание зевак. Продолжить дискуссию не сумели.
Правительство вынуждено было прибегнуть к радикальному средству: парламентскую сессию объявили закрытой, что означало и прекращение деятельности палаты депутатов. «Кроненцайтунг» писала: «Сначала послышались аплодисменты. Казалось, все депутаты радостно приветствуют это опрометчивое разрушение народного парламента. Но вскоре к аплодисментам добавились упрёки в сторону чехов, особенно из лагеря христианских социалистов и социал-демократов. Ни один депутат не покинул зала, а зрители на галереях, затаив дыхание, ожидали дальнейшего развития событий»[522].
Дело закончилось потасовками. Газета «Прагер Тагблатт»: «Вдруг посреди этого невероятного шума и драки какой-то христианский социалист затягивает: «Боже, храни, императора». Тут же откликаются чехи: «Где доммой?», социал-демократы отвечают «Гимном труду». Депутат Иро, в одиночестве стоя на своём месте, тоже начинает петь — «Стражу на Рейне»; его высокий голос перекрывает пение остальных депутатов»[523].
Закрытие парламентской сессии означало, что все представленные запросы и законопроекты недействительны, равно как и многомесячные результаты работы комитетов. Депутаты утрачивали неприкосновенность и жалование, что стало для них, как писала «Кроненцайтунг», «тяжёлым ударом: ведь половина депутатов живёт только на те 20 крон, что получает за свою политическую деятельность».
Растерянность и негодование охватили всех, кто сражался за всеобщее избирательное право в надежде, что демократизация законотворчества приведёт к улучшению политической ситуации. Пацифистка Берта фон Зутнер возмущалась: «Свистки, барабаны, туманные горны, одновременное исполнение чешского, германского и австрийского гимнов, воздетые кулаки, оторванные воротники, покусанные пальцы — в самом деле, можно сгореть со стыда… Такое чувство, что парламентаризм решил совершить самоубийство! Почему мы везде — в театре, в отеле, на улице — можем чувствовать себя защищёнными от драк и кошачьих концертов, но только не в этом «высоком собрании», где сочиняют законы, законы, действительные для всех, но, видимо, не для них самих?»[524]
За изменение регламента выступали прежде всего социал-демократы, ведь они десятилетиями боролись как могли за этот «народный парламент». Д-р Вильгельм Элленбоген: «Демократия — не только более прогрессивное, но и более сложное политическое устройство по сравнению с абсолютизмом, потому она нуждается в более тщательно продуманных правилах». Он не понимает, «почему именно австрийский парламент должен быть самым вульгарным в мире. Мы, социал-демократы, сами не прибегаем к хамскому тону, и не позволим другим так с нами так разговаривать, и мы не собираемся терпеть этот отвратительный ребяческий ор». Поэтому он выступает за право председателя на более жёсткую цензуру[525]. Однако изменения регламента добиться не удалось.
Депутат-младочех Франтишек Удржал также призывал прислушаться к здравому смыслу и превозносил идеал многонационального государства: «Все ненемецкие народы — и чтобы утверждать это сегодня, нужно немалое мужество — заинтересованы в сохранении государства, в котором они могут жить как свободные люди и иметь возможность для индивидуального развития. Австрия может стать таким государством. Миссия этой монархии состоит в том, чтобы объединять народы, само собой разумеется, на основе совершенной, идеальной справедливости и равенства. (Аплодисменты и рукоплескания)». Каждый, рассуждающий с точки зрения права, знает, «что в ближайшем будущем необходимо что-то предпринять, чтобы создать здесь такие условия, при которых мы хотя бы могли сосуществовать рядом друг с другом»
На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.