Гитлер. Неотвратимость судьбы - [3]

Никогда не бывал в ламбахском монастыре и фон Либенфельс, а все истории о его встречах с юным Адольфом Гитлером служат лишь доказательством особого рвения, с которым криптоисторики по сей день пытаются установить связи будущего фюрера с оккультным миром еще в годы его юношеского созревания. Гитлер проявит известный интерес к учению фон Либенфельса, но это случится только во время его пребывания в Вене, когда все надежды и мечты будут разбиты…

* * *

А пока маленький Адольф ходил в школу и ни в чем не испытывал недостатка. Ему очень нравилась деревенская жизнь, и приятные воспоминания о лесах и полях он сохранил на долгие годы. К отставному чиновнику имперской таможни и большому любителю пчел местные жители относились с почтением. Адольф чувствовал это уважение и с ранних лет считал себя принадлежащим к обеспеченному классу, где собственность и престиж всегда стояли на первом месте. И не беда, что в подпитии (а выпить он любил) герр Алоиз становился вспыльчивым, деспотичным и нередко распускал руки, желая поучить домочадцев.

— Ничего не поделаешь, — понимающе качали головами сельчане, — человеку выпала трудная жизнь…

Но другие биографы Гитлера уверены, что у маленького Адольфа было нормальное детство с обычными маленькими радостями и огорчениями. Да, Алоиз Гитлер был личностью малоприятной во всех отношениях. Властный и эгоистичный, он не считался с женой и не понимал детей.

Что же касается психоаналитиков… Да, мы все родом из детства, но это еще не означает, что все заложенное в нем играет решающую роль в зрелом возрасте. Если верить психоаналитикам, то Наполеон, чья жизнь в молодые годы во Франции превратилась в сплошные унижения и страдания, должен был после прихода к власти перерезать всех французов. Тем не менее Наполеон не только прославил Францию, но и напрочь забыл о той самой Корсике, любовью к которой он пылал с младых ногтей.

А скромный адвокат Робеспьер, чьим именем в революционной Франции пугали детей? Этот в своем тихом отрочестве вообще не слышал ни одного грубого слова, но во времена террора проливал кровавые реки.

Ленина и Троцкого в детстве тоже никто не унижал, и тем не менее «самый человечный человек» еще в 1905 году советовал восставшим в Москве рабочим поливать городовых из окон серной кислотой и кипятком. А одно имя Льва Давидовича наводило ужас на фронтах, и именно он возродил традиции римских военачальников казнить без суда и следствия каждого десятого. И казнил недрогнувшей рукой! И дело здесь, надо полагать, было отнюдь не в воспитании, а в тех исторических обстоятельствах, в которые все эти люди попадали. Революции и войны живут по своим законам, и лирика здесь неуместна. Но в отличие от того же Сталина, который получал наслаждение от вида смертельно раненных им птиц, Гитлер никогда не отличался садистскими наклонностями. Наоборот, он очень любил животных, особенно собак. А вот что писал он в своей знаменитой «Майн кампф»:

«В домике у меня было много мышей. И я частенько оставлял им корки или косточки, вокруг которых мышки поднимали с самого раннего утра отчаянную возню. Просыпаясь, я обыкновенно лежал в постели и наблюдал игру этих зверьков. В своей жизни мне пришлось порядочно поголодать, и я очень хорошо понимал, какое большое удовольствие доставляют эти корки хлеба голодным мышатам».

Да, в юности Гитлер отличался от других детей повышенной возбудимостью и впечатлительностью. Но в этом ничего странного и уж тем более таинственного не было. Психика Клары после смерти всех ее детей была изрядно расшатана, и, вынашивая Адольфа, она предавалась не только радости, но и горестным сомнениям. И в симбиозной фазе своей жизни Адольф испытывал не чувство покоя и защищенности, а тревоги и беспокойства, которое по мере приближения родов перешло у Клары в страх. Не надо также забывать, что Гитлер был художественно одаренной натурой со всеми вытекающими отсюда последствиями. Со временем обо всех увлечениях молодого Гитлера будут говорить свысока. И совершенно напрасно! В мире не так много детей, которые наделены даром воображения, хотят стать художниками и преклоняются перед Вагнером.

* * *

Никогда не слышавший о Дюрере Алоиз страстное желание сына посвятить свою жизнь искусству встретил в штыки. «Старик страшно разозлился, — писал Гитлер в «Майн кампф», — да и я тоже обиделся, хотя любил его».

Но… нашла коса на камень. Адольф продолжал нервировать отца своей непонятной для него мечтой, и тот лупил его почем зря. Для этого он даже носил с собой плеть из воловьей кожи. Дабы доходчивее было…

Почему Адольф решил стать художником? Только потому, что детям свойственна романтика и в своих мечтах они видят себя не скромными клерками, а капитанами дальних плаваний и прославленными военачальниками? Может быть, и так, но все же истинная причина такого желания могла быть скрыта гораздо глубже. Творчество не только давало человеку известную свободу, но так или иначе уводило его из того мира, в котором он жил. А мир этот, судя по всему, Адольфу не очень нравился.

* * *

Трудно сказать, почему Алоизу не сиделось на одном месте. Через год он продал виллу и поселился в пяти километрах от Линца в Леондинге, где приобрел небольшой коттедж с садиком и, конечно же, развел пчел. Глядя на гулявшего по полям Адольфа, поведение которого ему все больше не нравилось, он и представить себе не мог, что пройдет всего три десятка лет и приобретенный им дом станет местом самого настоящего паломничества.