Гитлер_директория - [47]

Гитлер ведь имел вполне реальный план взорвать Берлин, вылететь на юг, в Бергхоф, и продолжить борьбу. Но Геббельс, много кричавший о якобы неприступной «Альпийской крепости», перестарался, отчасти введя в заблуждение и самого Гитлера. Узнав правду, что никакой крепости, по сути, нет, Гитлер обрушил гнев на балаболку Геббельса, которому ничего не оставалось, как заявить, что он вместе с семьей останется со своим фюрером и разделит его участь. Получается, Геббельс как гауляйтер Берлина косвенно поддержал заговорщиков и не отдал приказа о взрыве имперской столицы.

Гитлер остался в Берлине. К этому времени он уже знал о предательстве Шпеера. Вызвал его в Берлин на разговор. Это последний факт. Дальнейшее, как и сам «последний разговор», известно только со слов Шпеера. А верить ему трудно.

Шпеер пишет, что во время этой беседы сам признался Гитлеру в намерении отравить его. «Признание» это из мемуаров, «сделано» в спокойной обстановке.

Но скорее всего, дело обстояло так: уже осведомленный о чем-то Гитлер «надавил», и Шпеер «раскололся», но лишь отчасти. План отравить фюрера он, вероятно, преподнес как витавшее в воздухе намерение, и уж никак не свое! А затем попытался «отмыться», сообщив Гитлеру о возможных способах его физического устранения — например, пустить газ в систему кондиционирования бункера. Выслушав все это, фюрер отдал приказ немедленно соорудить защитный кожух вокруг вентиляционной трубы и… послал Шпеера ко всем чертям. Конечно, мог велеть его расстрелять, как Фегелейна, но не стал. В описании Шпеера фюрер напоследок не пожал ему руки и смотрел мимо. Здесь «архитектор фюрера», видимо, не лжет: поняв, что и этот человек его предал, Гитлер почувствовал к нему такое отвращение, что, как говорится, и пули пожалел.

Таким образом, история трагедии Штауффенберга повторилась как фарс по имени «Альберт Шпеер».

А как еще относиться к такому вот пассажу из шпееровских мемуаров:

«Баумбах и Галланд в последние дни войны вместе со мной разрабатывали совершенно авантюристический план захвата ближайших сподвижников Гитлера… Мы выяснили, что Борман, Лей и Гиммлер каждый вечер выезжали в различные защищенные от воздушных налетов места в окрестностях Берлина. План наш был таков: стоило вражескому самолету сбросить светящуюся бомбу, как любой автомобиль резко тормозил и все, кто сидел в нем, разбегались в поисках укрытия. Точно такую же реакцию вызвали бы и выстрелы из ракетницы, а наши люди, вооруженные автоматами, без труда одолели бы состоящую обычно из шести человек группу сопровождения. Ко мне на квартиру уже доставили световые боеприпасы, подобрали нужных людей и обговорили детали… Доктор Хупфауэр требовал, чтобы захват Бормана был произведен непременно шестью членами НСДАП…».

Говорят, попытка не считается. Но попытка Штауффенберга историей была зачтена. Потому что умылась кровью. 20 июля 1944 года Штауффенберг действовал с солдатским мужеством. Он шел убивать Гитлера, когда тот был в силе. Штауффенберг действовал во имя будущего своей страны, а когда не вышло — принял смерть с достоинством. Шпеер спасал прежде всего себя, он трусил, изворачивался, цеплялся за жизнь…

И вот я думаю, а отрави тогда Шпеер или еще кто-нибудь из заговорщиков Гитлера, ведь умер бы фюрер так, как умирали миллионы жертв нацизма в лагерях уничтожения — от газа.

И замкнулся бы еще один исторический круг.

«Вермахт против Гитлера»

Зададимся вопросом, почему участники войны, ветераны Великой Отечественной по прошествии лет прямо говорят о том, что не питают ненависти к своему бывшему противнику в лице германского солдата? Почему при всем неприятии и отвращении к нацизму наши солдаты уже готовы разговаривать, смотреть в глаза немецким солдатам, почему бывшие враги находят общий язык? Может быть, пришло время сказать правду: вермахт — ударная сила национал-социализма — сам был его жертвой, как разбиваемый в кровь кулак является жертвой дурной или преступной головы?!

Конечно, речь идет только о рядовом и низшем командном составе; что же касается генералитета, то множество открытых со времени Нюрнбергского трибунала документов позволяют рассмотреть его преступную роль более широко и детально, а значит — правдиво.

«Господа, я принял решение…» — с этих слов верховный главнокомандующий вооруженными силами Германии Адольф Гитлер начинал каждое совещание со своими генералами. И каждое совещание превращалось в явный или скрытый конфликт.

В любом конфликте есть нападающая сторона.

Адольф Гитлер был нападающей стороной во всех конфликтах, кроме одного, со всеми своими службами — в двенадцатилетнем поединке со своими генералами Гитлер оборонялся.

В словах «рейхсвер» (старое название германской армии) и «вермахт» (название после прихода Гитлера) слово «вер» (Wehr) имеет разные значения: в первом — «оборона» (то есть, «оборона рейха», являющаяся отражением оборонной доктрины); во втором — «оружие». В сочетании с «махт», то есть силой, — доктрина меняется.

В этом изменении доктрины с оборонной на наступательную, зафиксированном в гитлеровском законе о строительстве вермахта, и состояла суть конфликта Гитлера со своим генералитетом.