Гипсовый трубач - [19]

— Пошли! — Жарынин снова надвинул на голову берет, легко поднял раздутую спортивную сумку и двинулся к входу.

Но вдруг, спохватившись, он вернулся к машине, просунулся в салон и достал с заднего сиденья трость темно-красного дерева. Вещица была явно антикварная: черненая серебряная ручка представляла собой пуму, застывшую в кровожадном прыжке…

Глава 8 Рейдеры и незнакомка

И снова послышались звуки «Валькирий».

— Да, Ритонька, доехали. Все хорошо! Чувствуешь, какой тут воздух? — ответил в трубку Жарынин, несколько раз шумно вдохнув и выдохнув. — Как там мистер Шмакс? Будь с ним поласковей! — попросил он жену и подмигнул Кокотову, который грустно думал о том, что частота звонков на мобильник, особенно женских, — бесспорное свидетельство мужской состоятельности.

Задетый за живое, писатель сильно сжал в кармане свою старенькую «Моторолу», словно хотел сделать ей больно. Тем временем режиссер закончил разговор и дружески помахал бомжеватому дядьке, лениво соскребавшему с дорожек палые листья раритетной березовой метлой. Такие в Москве уже не увидишь. Нет, не увидишь!

— Кто это? — полюбопытствовал Кокотов.

— Агдамыч. Последний русский крестьянин! — был ответ.

Из-за поворота аллеи показалась стайка усохших до подросткового изящества старичков. Они что-то горячо обсуждали промеж собой звонкими обиженными голосами. Если бы не палочки в морщинистых, обкрапленных коричневой сыпью руках, если бы не спекшиеся от времени лица, их можно было бы принять за ватагу мальчишек, отправляющихся на бедокурство. Жарынин радостно взмахнул тростью и, приветственно раскинув руки, пошел им навстречу.

Но вдруг все они, как по команде, умолкли: из могучей резной двери, видневшейся между колоннами, вышли странные люди. Они стремительно простучали мимо каблуками, чуть не сбив с ног еле успевшего отпрянуть Кокотова. В центре шел невысокий человек в широкополой шляпе и развевающемся черном пальто из тонкой кожи. Наблюдательный писатель отметил его необычную, какую-то театральную походку, аккуратную бородку и темные очки, оседлавшие хищный кавказский нос.

Глядя себе под ноги, он отрывисто говорил по мобильному телефону, совершенно незаметному в ладони, поэтому казалось, что незнакомец просто зажимает рукой заболевшее ухо. По четырем сторонам от него, образуя каре, шагали, старательно озираясь, плечистые восточные парни в черных костюмах и строгих галстуках.

— Кто это? — испуганно спросил Андрей Львович.

— Это Ибрагимбыков, — не сразу ответил Жарынин, мрачно наблюдая за тем, как странные люди садятся в огромный джип.

— А что им здесь нужно?

— Всё!

— Как это?

— Рейдеры…

Ветераны, дождавшись, когда «Лексус», взметая палые листья, скроется из виду, подбрели к режиссеру. Он молча пожал каждому руку с той подчеркнутой серьезностью, с какой взрослые обычно обмениваются рукопожатиями с незрелыми детьми.

— Дмитрий Антонович, вы нам поможете? — тихо спросил старичок, одетый в темно-синий пиджак с орденскими планками, но обутый при этом в шлепанцы. Он обнимал за талию бодрую старушку гимнастического телосложения.

— Конечно! Этот Ибрагимбыков у нас быстро в ящик сыграет! — весело ответил режиссер.

Старческая общественность, дребезжа, засмеялась, и громче всех хохотал орденоносец в тапках, особенно польщенный непонятным Андрею Львовичу смыслом шутки. Оставив своих ветхих друзей в хорошем настроении, Жарынин повел Кокотова в дом — и они очутились в холле, показавшемся после утренней улицы темным и мрачным. Направо уходил коридор, а впереди возвышалась, образуя трапецию, двускатная мраморная лестница. Вершиной трапеции служил небольшой полукруглый балкончик. На нем, наверное, во времена балов и детских праздников извивался капельмейстер, повелевая оркестриком. Теперь же там стояли кадочная пальма и пара кожаных кресел. В одном из них сидела молодая женщина и смотрела в полукруглое окно, полное грустной осенней синевы.

В глубине, под лестницей, обнаружилась обитая черным дерматином дверь, явно не предусмотренная архитектором, а возникшая позже — по хозяйственной необходимости. Имелась и золотая табличка:

Директор ДВК «Кренино»

А. П. Огуревич

Возле двери топтался растерянный лысый толстяк в полосатом двубортном костюме. Его румяное лицо с мускулистыми, как у саксофониста щеками выражало неполное отчаянье. Такое бывает, если человек уже обнаружил отсутствие бумажника в привычном кармане, но пока еще не потерял надежды, что просто переложил его в другое место. Увидав вошедших, он мученически улыбнулся и шагнул навстречу:

— Наконец-то, Дмитрий Антонович, наконец-то!

— Ну, здравствуй, здравствуй, старый жучила! Рад тебя видеть!

Они обнялись и трижды бесконтактно поцеловались, трогательно сблизив лысины. При этом толстяк успел доброй улыбкой и косвенным взглядом оповестить Кокотова, что «жучила» — это просто ласковое, даже дружеское преувеличение, никакого отношения к характеру его деятельности не имеющее.

— Аркадий Петрович, директор этого богоспасаемого заведения! — представил Жарынин незнакомца. — А это — Андрей Львович Кокотов, писатель прустовской школы.

— Ну уж… — смутился автор «Полыньи счастья».