Гильзы на скалах - [5]

Шрифт
Интервал

— Пожар! Баня горит! — истерически заорал он.

В предбаннике раздался визг гармошки, грохот и из дверей вылетел заспанный дежурный. Всунув гармонь в руки Сергея, он сорвал с пожарного щита огнетушитель и мужественно шагнул в «бездну огня и дыма». Через минуту он вышел снова, неся в одной руке опорожненный огнетушитель, а в другой, еще дымящую шашку.

— Придурки! Вам только шутки шутить! — возмущенно сказал «огнеборец», весь белый от порошка, которым был наполнен огнетушитель.

— А тебя сюда, что водку пить поставили? Смотри, в другой раз морду набью. Тебе в пожарной охране работать надо, а не служить в нашем «Дважды краснознаменном, гвардейском, имени Ивана Сусанина, Гойко Митича и Емельяна Пугачева, партизанском — индейско-казачьем, кавалерийском хоре боевых пловцов» — серьезно и строго сказал Лапа. Остальные заливались смехом.

— Ну что, для героев сегодняшнего ночного боя, найдется парок? Нам, перед вручением Высоких Государственных наград, за сегодняшний Подвиг, нужно предстать пред лицом начальства чистыми — аки душа человеческая безгрешная, пред ликом Святых апостолов наших — Петра и Павла! — тожественно закончил он, произведя своей речью, неизгладимое впечатление на банщика. Тот, раскрыв рот, стоял как истукан. Только часто моргающие глаза говорили о том, что перед ними живой человек. Такое красноречие Лапы, было неспроста. После командировки, он собирался податься в духовную семинарию. Такое часто случалось с теми, чья душа уставала от войны.

— Слышишь, чучело в сахарной пудре, тебя спрашивают. Пар есть? — рявкнул Саитов.

— Есть, — ответил, обретя дар речи, банщик.

— Вот и ладненько! — закончил беседу Громов.

Разогнав остатки дыма из предбанника, зашли. Стараясь не вымазаться в порошке, обильно лежавшем на полу — последствия «борьбы с пожаром», разделись.

— Слышишь, мельник, убери тут, пока герои моются! — снова сказал Лапа, все зашли в парилку. Нагнав пару, сидели на полке, выгоняя из промерзших тел ночную сырость. За дверью послышалось шуршание веника и ворчание обиженного дежурного.

— Что ты на него взъелся? — спросил Лапу Сергей.

— Расслабился, сука! На посту водку жрет. Понятно, что пост так себе, не ответственный. Но мало ли что, — пробурчал Дмитрий.

— Блин, замерз как цуцик! Сел в кресло, ну на зенитке, чуть не околел к утру, — подставляя спину под горячие струи пара, сказал Жук.

— А кто, тебя дурака, туда садится, заставлял? — Сергей еще плеснул на каменку и посмотрел на Жука.

— Так ты сам сказал. Жук на зенитку, прикрывай. — Жук с возмущением посмотрел на Сергея.

— Ты что, так до утра и сидел? Балбес ты, Жучила. Мы когда вернулись? Что не видел? — Вдова достал из тазика веник.

— Я что знал! Сказали бы, Санек, слезай. Я думал… — начал кипятится Жук.

— О коровах ты думал. Ветеринар хренов. Уснул, наверное, вот и проспал. А теперь, кто-то у тебя виноват. Ладно, не пыхти, ложись лучше. Парить буду. — и Вдова махнул на Жука веником. Ветеринаром, Жука называли потому, что помимо института МВД, он еще заочно закончил Тимирязевскую академию и имел диплом зоотехника.

В пару мелькали разгоряченные тела. Вдовин парил всех по очереди. Потом лег сам. Сергей взял веник и принялся за него. В предбаннике послышался хохот, топанье ног и веселый мат. Сменившиеся с постов пришли отогреваться. Дверь в парилку открылась, и парившиеся увидели довольную рожу Гусарова Славки — молодого лейтенанта, первый раз поехавшего в командировку на Кавказ.

«Довольная рожа» проговорила: «С легким паром!» и скрылась в предбаннике. Сергей и ребята стали мыться, нужно было освободить место для других. Сергей, помывшись, вышел в предбанник. Завернулся в полотенце. Дежурный уже успел помыть пол, после «пожара».

Вновь пришедшие пили чай и ждали своей очереди. Вскоре помылись и вышли из парилки остальные пришедшие с Сергеем. Дольше всех копался увалень Жук. Весело перебрасываясь шутками с товарищами, оделись и, допив у дежурного остатки водки, чем вызвали его неподдельное огорчение, пошли в столовую.

Пункт временной дислокации — ПВД, находился в конце улицы Алтайская. Кусок поля, по-видимому, старый аэродром, огороженный бетонным забором. По периметру забора стояли, сложенные из бетонных блоков и шпал, ДОТы. Стояли палатки, где жили бойцы, штабной вагончик, блиндаж — где находился склад боеприпасов, столовая, баня и туалет. За забором, силами отряда, в мерзлой грязи, рылись окопы и строились ДЗОТы.

В окопах, по колено булькала холодная жижа. Рядом с ПВД, стояла девятиэтажка, на крыше, которой установили постоянный пост наблюдения. В стенах высотки зияли огромные дыры — следы прямых попаданий снарядов. Только в одном подъезде из четырех, без света, воды и канализации, еще проживало несколько семей. Когда Сергей с ребятами первый раз заступили на дежурство на крышу высотки, на чердаке они обнаружили сваренные из арматуры клетки.

— Тут зверинец был? — спросил Жук, держа в руках цепь с металлическим ошейником на конце. Жук был здесь впервые.

— Ага, зоопарк. Только для людей, — ответил ему Саитов, топтавший вторую войну.

— Здесь рабов держали. Ну, заложников, если не понятно, — добавил Сергей. Жук с отвращением бросил ошейник с цепью на пол. Будучи добряком, здесь он открывал изнанку человеческой жизни. Со всеми ее пороками и злом.


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.