Гильотина для Фани - [25]

В самом углу висел маленький офорт, Фани сначала прошла мимо, но остановилась и вернулась к картине. Уплывала вдаль рыбацкая шаланда, а сквозь её парус просвечивало кроваво-красное солнце. «Предчувствие» С. Абросимов. Евпатория 1917 год.

Тридцать лет назад эта рыбацкая шаланда начала свой путь на её глазах. «Боже, мой! – думала Фани, – тридцать лет, как один день!». За её спиной опять нарочито громко рассмеялись. Фани резко обернулась и, собрав весь свой небогатый запас немецких слов, послала их в одно… в одно не очень приятное место.

Оставив изумлённых знатоков живописи соображать, куда это их всё-таки послали, она повернулась и пошла в другой конец зала. Она всё искала глазами Сергея и не находила его. Неужели его сегодня не будет? Придётся искать по гостиницам, а это уже хуже. Фани обошла почти весь зал и в нише стены увидела портрет, который заставил её остановиться и замереть.

Прекрасная греческая богиня сидела на камне посередине волшебного, будто зеркального озера, и смотрела на своё отражение. Изящный поворот головы на длинной, лебединой шее, прекрасная, отливающая светлой бронзой кожа просвечивала сквозь полупрозрачную тунику и из глубины Зазеркалья, из-под воды всплывало отражение её лица. И столько в нём было боли и муки, беспощадного желания вынырнуть, наконец, и вдохнуть глоток воздуха, что Фани стало не по себе. Внизу была подпись «Незнакомка».

Она отошла, присела на банкетку и достала очки, медленно подняла голову и ещё раз посмотрела на картину. Из под воды на неё умоляюще смотрели глаза Натали. И тут она увидела Абросимова – в самом дальнем углу зала он надписывал редким посетителям буклеты. Жиденькая очередь быстро таяла, Фани подошла и встала в самый её конец. Она открыла буклет с портретом «Незнакомки» и вложила туда записку.

Сергей постарел, Фани внимательно его рассмотрела, но белый смокинг по-прежнему сидит идеально, а седина его только украшает. Да и его любимые очки в золотой оправе ему к лицу, заключила она. Подошла её очередь, Фани опустила вуалетку, открыла буклет с запиской и протянула его Сергею, руки её дрожали: «Cafe «Central». Жду вас в десять вечера. Умоляю, приходите! Я мать Натали Дюпре».

Абросимов автоматически поставил свою подпись, мельком пробежал глазами записку, и тут, с опозданием, смысл прочитанного дошёл до него. Он хотел побежать за этой женщиной в странной шляпке, но очередь всё не заканчивалась. «Переводчик» придержал его за руку и заставлял дежурно улыбаться оставшимся посетителям. Сергей и улыбался, как кукольная марионетка, а в голове вальсировала одна и та же фраза из записки «Ямать Натали Дюпре»…

Фани, изнемогая от нетерпения, бродила по Вене. Прокатилась по центру на роскошной коляске, в которую были впряжены две белые лошади с красными лентами в гриве. Потом зашла в собор Святого Стефания, помолилась Богородице, зажгла и поставила короткую толстую свечу к сотням других, уже горящих. «Вот сколько людей уже обращались сегодня к Богородице с просьбами, подумала она, – сегодня не забудь обо мне, Господи, – прошептала Фейга, выходя из храма.

Идти больше никуда не хотелось, и ноги сами несли её к кафе Central. До встречи ещё оставался целый час. «Лучше там подожду, – подумала Фани, сгорая от нетерпения. Она вошла в кафе, осмотрелась и открыла дверь с надписью DAMEN WC.

Поразили её не огромные, в потолок зеркала, этого добра и на Елисейских полях хватало, а тихо, будто с небес, льющаяся музыка и флакончики духов, расставленные повсюду. Толк в духах Фани понимала и с чисто женским любопытством открывала каждый флакончик и, как знаток, вдыхала все эти ароматы. И, как истинный патриот Франции, резюмировала: «Да, здесь приятная музыка, красиво, но до наших духов Шанель № 5 им ещё далеко».

Фани сняла шляпку, припудрила нос и щёки, поправила причёску, внимательно посмотрела на своё отражение в зеркале «старая ты кляча», и пошла в зал. В первом узком и длинном зале всё было занято, зато в следующем – круглом и огромном, в самом углу, за барной стойкой был свободный столик. Правда, за ним сидел какой-то тип, весьма подержанного вида, с кружкой пива, в потрёпанной шляпе, надвинутой на самые глаза.

Она попросила разрешения присесть, мужчина кивнул головой. Фани села к столу, а ридикюль поставила на соседний стул, так, на всякий случай, чтобы не заняли. Она внимательно осмотрела зал, пристально вглядываясь в лица мужчин, сидящих за соседними столиками. Абросимова среди них не было. Фани перевела взгляд на соседа по столику и сразу узнала его. Сергей сменил костюм, надел подержанную шляпу и простенькие очки, что полностью изменило его внешность. «Это мою записку, Сергей, вы читали сегодня в музее», – и она откинула вуалетку с лица. Абросимов поднял голову и посмотрел на Фани долгим, пристальным взглядом художника и в ту же секунду понял, кого так мучительно долго ему напоминала Натали.

Сергей откинулся на спинку стула, судорожно снял и снова надел очки. Глаза стали огромными, кровь отлила от щёк, будто он увидел перед собой покойника, которого только что сам закопал и присыпал землёй.