Гилгул - [144]

— Почему твои создания столь ужасны? Неужели ты не мог сделать их лучше? Он не волновался. В нем не было отчаяния, как в прошлый раз. Каска опустил голову, посмотрел на человеческую реку, быстро движущуюся к его дому, отбросил за спину багряный плащ, сделал правой ногой шаг назад и поднял щит, готовясь к схватке. Последней схватке в этой жизни. Впереди шагала стража. Восемь человек с кентурионом из всадников во главе. Каска мгновенно выделил его по касису‹Casis (лат.) — особый шлем, который носили принадлежащие к сословию всадников. Простые легионеры носили galea.›. Позади стражи волновалась толпа. „Предвестник убьет Антония, — подумал Каска, улыбаясь. — Если бы не этот мужлан, страже удалось бы арестовать заговорщиков тихо, без шума и привлечения толпы. Но Антонию плевать на желания Октавия. Он исходит из того, на чьей стороне в данный момент сила. Ему понадобилась сила — он привлек плебс. Теперь их не остановишь. И конечно, эти восемь легионеров не сумеют сдержать толпу, в которой каждый готов убить хоть весь город ради двадцати пяти тысяч динариев“. Приблизившись, кентурион поднял согнутую в локте руку, и легионеры моментально развернулись лицом к плебсу и обнажили мечи. Каска опустил свой щит. Он был готов говорить и даже знал, что скажет. Кентурион поднялся на ступени его дома, остановился в пяти шагах, объявил ровно:

— Ты пойдешь с нами, магистратор. Он был совсем молод. Каска, участвовавший не в одном сражении, не помнил его лица.

— Ты ошибаешься, кентурион, — ответил он спокойно. — Я не пойду с тобой.

— Такова воля триумвира Октавия.

— Я знаю.

— Будь послушен, и, может быть, триумвират дарует тебе жизнь.

— Нет, — Каска усмехнулся. — Октавиан никогда не дарует мне жизнь. Он слишком жесток. Но даже если бы триумвир собирался это сделать, я не принял бы жизнь от него. Октавиан — не Бог, и не он решает, кому, когда и как умереть.

— Это речь смутьяна, магистратор, — шевельнул бровью кентурион.

— Это речь свободного римлянина, — поправил Каска. Кентурион подумал секунду. Он явно пребывал в растерянности. После всеобщей резни, учиненной плебсом и легионерами, он ожидал мольбы о пощаде и беспрекословного подчинения, но никак не сопротивления.

— Ты только навредишь себе, магистратор, — негромко сказал он, и Каска отчетливо услышал прозвучавшие в голосе легионера просительные интонации. — Если ты не уйдешь с нами, тебя растерзает толпа.

— Люди, — снова поправил Каска. — Они и так растерзают меня. А также и тебя, если ты прикажешь увести меня. И твоих легионеров.

— Почему? — насторожился кентурион.

— Потому что за мою голову обещана награда. Двадцать пять тысяч динариев. Чтобы получить такую сумму, им пришлось бы работать семьдесят лет без отдыха! И ты думаешь, они внемлют твоим речам?

— Двадцать пять тысяч за голову заговорщика! Но тебя триумвир Октавиан приказал доставить живым!

— Попробуй-ка объяснить это им, — сказал Каска, кивая на толпу. — Вы разбудили Зло. И Зло это сильнее вас. Вы не сможете управлять им. Этих людей сейчас способна остановить разве что смерть.

— И что же мне делать? — спросил кентурион, опуская меч.

— Отдай меня им, — пожал плечами Каска. — Разве твоя жизнь не стоит двадцати пяти тысяч динариев? Может быть, Октавиан не казнит тебя.

— Казнит, — помрачнел кентурион.

— Тогда попробуй увести меня. Смотри, я даже не стану сопротивляться. — Каска тоже опустил меч. — Ну? Объяви людям, что я арестован, и увидишь, чем все закончится. Кентурион замялся. В нем проснулся дух противоречия. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что плебс действительно способен броситься и убить как легионеров, так и его самого. Чувство долга же призывало поступить согласно приказу триумвира.

— У тебя есть только один выход, — подсказал Каска. — Позволить этим людям убить меня, а потом бежать из Рима. Лишь так ты сохранишь свою жизнь. Толпа заволновалась. Несколько тысяч глаз были устремлены на стоящую у дверей дома пару. И в глазах этих горела жажда убийства и жажда денег.

— Решай быстрее, кентурион, — произнес Каска. — У тебя мало времени. Толпа налегла. Легионеры были вынуждены отступить на шаг. Кого-то ткнули мечом. Завопили стоящие в середине этой огромной, страшной, шевелящейся человеческой массы. Их давили насмерть. Сейчас никому не было дела до лишней человеческой жизни. Деньги! Двадцать пять тысяч динариев — вот о чем они думали. В двух шагах, отделяемые от них всего лишь шеренгой из восьми легионеров. Было бы о чем говорить… Молодой кентурион очень ясно почувствовал: еще секунда — и толпа полностью выйдет из-под контроля. Он отлично понимал, чем это обернется. Кентурион вновь поднял меч, повернулся к Каске:

— Ты станешь биться вместе со мной?

— Ради того, чтобы потом попасть к триумвиру? — Тот усмехнулся. — Нет.

— Тогда я буду вынужден исполнить свой долг, — угрожающе сказал кентурион.

— Ты молод и глуп, — улыбнулся Каска.

— Я вынужден исполнить свой долг, — повторил кентурион. И, обернувшись к толпе, закричал: — Граждане Рима! По воле триумвира Октавиана этот человек пойдет с нами! В толпе зародился низкий рокочущий гул. Он рос, постепенно переходя в хриплый, жадный вопль.