Гиганты - [6]

Шимп не может объяснить этот феномен, несмотря на все свежие данные реального времени, которые он запихивает в свои уравнения. Всё, что мы о нём знаем — чем бы это ни было, оно не сдвинулось от нашего вектора смещения и становится всё жарче. Или, может быть, ближе. Трудно сказать определённо. Наши чувства затуманены такими расстояниями, и мы не собираемся высовывать головы над облаками для лучшего обзора.

Чем бы это ни было, Шимп не думает, что оно стоит беспокойства. Он сказал: мы уже почти прошли.

* * *

Шторм больше не замерзает при ударе. Он плюёт и шипит, мгновенно превращаясь в пар. Непрекращающиеся молнии стробят небо, останавливают анимацию вздымающихся мозаичных монстров из метана и ацетилена.

Божий разум мог бы выглядеть так, если бы Он был эпилептиком.

Мы иногда ему мешаем, блокируем какой-то божественный синапс в середине разряда и тогда миллион вольт пронзает корпус, базальтовая заплатка превращается в шлак, или Эри слепнет на очередной глаз. Уже потерян счёт камерам, антеннам и радарным блюдцам, которых мы лишились. Я просто добавляю очередную метку, когда ещё одна фасетка вспыхивает и темнеет на краю коллажа.

Хаким этого не делает.

— Проиграй снова, — говорит он Шимпу. — Вот этот фид. Как раз перед тем, как оно начало задираться.

Последние мгновения последней жертвы: испещрённая кратерами шкура Эри, обнажения пластов полупогребённой машинерии. Молния просверкивает на левой ступени, пронзая плавник радиатора на полпути к нашему комковатому горизонту. Вспышка. Банальная и слишком знакомая фраза:

— Нет сигнала.

— Снова, — говорит Хаким. — Страйк на средней дистанции. Останови здесь.

Три разряда, пойманные с поличным, теперь я вижу: Хаким наткнулся на нечто странное. В них есть нечто отличающееся, что-то менее случайное, чем фрактальные бифуркации отдалённой молнии. Другой цвет — слишком много голубоватого по краям — и они меньше. Разряды в отдалении — массивные. Эти же, искривляющиеся по коре, выглядят не намного толще, чем моя собственная рука.

Они сходятся к какой-то яркой массе, едва выходящей за пределы диапазона камеры.

— Статический разряд какого-то рода, — предполагаю я.

— Да? Какого именно?

Я не вижу ничего похожего в текущей мозаике, хотя в переборках мостика ещё столько окон, а наших камер на поверхности всё ещё тысячи. Даже мой линк не может обработать столько каналов одновременно.

— Шимп, есть ли другие подобные феномены на поверхности?

— Да, — говорит Шимп и обогащает дисплей информацией.

Яркие сетки роятся по камню и стали. Скопления шаровых молний, гуляющих на зазубренных ходулях электричества. Какая-то плоская сверкающая плазма, скользящая по коре Эри, словно скат.

— Чёрт-т-т-т-т, — шипит Хаким. — Откуда они взялись?

Наш составной глаз теряет ещё одну фасетку.

— Они целятся в сенсоры, — лицо Хакима становится пепельным.

— Oни?

Похоже просто электричество змеится дугами по металлу..

— Они ослепляют нас. Ёб…нь Иисусова, быть в ловушке внутри звезды не так уж и плохо, ведь в сделке должны участвовать враждебные пришельцы.

Мои глаза лихорадочно мечутся, глядя на потолочный датчик.

— Шимп, что это за штуки?

— Я не знаю. Это может быть что-то вроде огней Святого Эльма или чрезмерно плавучей плазмы. Я также не могу исключить какой-либо мазерный эффект, но я не обнаруживаю значительных микроволновых излучений.

Очередная камера отключается.

— Молниеносные жуки! — истерически хихикает Хаким.

— Они живые? — удивляюсь я.

— Неорганические, — говорит мне Шимп — Я не знаю, соответствуют ли они определениям, основанным на ограничении энтропии.

У них нет обычной морфологии. Естественно, у них нет ног, это дуги переходов напряжений. И форма тела, если уж термин «тело» применим, похоже необязательна и текуча. Полярные сияния кучкуются в искрящиеся шары, шары прорастают петлями или ветвящимися конечностями или просто уносятся на скорости 2 Маха, исчезая в шторме.

Я вызываю композитное тактическое изображение. Ха, да там целое кластерное распределение. Их стая собралась у скелетных остатков давно умершего сопла движка, ещё один промелькнул, пересекая эвакуационный люк на полпути вниз по боковой линии правого борта. Целая вечеринка в устье ротового кратера Эри, роящаяся вокруг нашего невидимого бутстрапа, словно вода, кружащаяся в сливе.

— Дыры, — тихо говорит Хаким. — Вдавленности. Люки.

Но что-то попалось мне на глаза, что-то не включающее в себя ничего из этого, что-то разворачивающееся над головой, пока другие наши глаза устремлены на землю.

— Они пытаются войти. Вот что они делают.

Внезапное яркое пятно размазывается в небе. В слезу… дыру… распахивающийся зрачок какого-то громадного демонического глаза. Тусклый кровавый свет заливает потрёпанный ландшафт, когда над нашими головами открывается циклон, вплетённый в воспламенённые молнии.

Палец Суртра вытягивается вниз от этого Аида, наконец видимый невооружённым глазом.

— Срань господня… — шепчет Хаким.

Это раскалённый торнадо, огромнейший столб огня. Он за пределами нашего постижения, и если что-то, кроме магии, может объяснить его существование, то это не известно ни мне, ни Шимпу, ни накопленной мудрости всех астрофизиков, вложенной в наши архивы. Он тянется вниз и касается нашей червоточины. Он словно воспалён от осколков… Набухший кончик на мгновение абсурдно качается, затем взрывается… — и огонь льётся с небес жидким каскадом. Всё под ним молниеносно рассыпается, будто уносится ветвящимися молниями. Здесь, на мостике, обзор искрится и умирает. С дюжины других точек зрения я вижу языки мягкой красной плазмы, плещущейся по коре Эриофоры.