Гидеон из Девятого дома - [57]
– Я просто говорю, что ты невероятная фехтовальщица, – окрысилась некромантка, – а как человек ты мерзкая.
– А, хорошо, спасибо. Болезнь мозга побеждена. Что дальше?
Харрохак улыбнулась. Улыбка тоже была странная, заговорщицкая: в целом это, конечно, нормально, но не тогда, когда в заговор явно приглашается и Гидеон. Глаза у нее тлели углями. Гидеон не знала, как она справится со всеми новыми настроениями Харроу. Ей хотелось прилечь.
– У нас есть ключ, – радостно сказала Харроу, – теперь нам нужна дверь.
Гидеон ни о чем особо не думала, когда они ушли из #1–2. ПЕРЕДАЧА/РАЗВЕИВАНИЕ. ЦЕНТР ДАННЫХ, но зато чувствовала себя счастливой. В ней кипели адреналин и предвкушение. Она хорошо поела. Она выиграла игру. Мир стал чуточку менее злобным. Они с Харроу шли в довольно дружелюбном молчании и обе немножечко гордились новыми знаниями о холоде и мраке. Они бежали по коридору, Харроу впереди, Гидеон на полшага позади.
Датчики движения реагировали только на них, и лампы вспыхивали с ритмичным пуньк-пуньк-пуньк. Добравшись до центральной комнаты с расходившимися проходами, они свернули в короткий коридор, ведущий к люку.
В начале коридора Харроу остановилась так резко, что Гидеон налетела на нее, запутавшись в рясе и рапире. Харроу стояла абсолютно неподвижно, и даже не выругала своего рыцаря за неуклюжесть.
Проследив за взглядом Харроу до лестницы, Гидеон не сразу поверила своим глазам. Мозг мгновенно зарегистрировал всю информацию, которую душа отказывалась осознавать. Гидеон застыла от ужаса, а Харроу бросилась вперед, к куче мокрого тряпья у подножия лестницы.
Это было не тряпье. Там лежали два тела, сломанные конечности которых переплелись так, будто люди умерли, обнимаясь. Этого, конечно, не было. Просто вывернутые руки и ноги легли, как им удобнее, уже после этой неопрятной смерти.
Горькая желчь подкатила к горлу. Отведя взгляд от крови и торчащих костей, Гидеон уставилась на мокрые пустые ножны на чужом бедре. Рядом лежала рапира, концом ушедшая под решетку на полу. Из-за зеленоватой подсветки светлая сталь приобрела гадкий лаймовый оттенок. Некромантка молча перевернула верхнее тело, чтобы посмотреть на то, что осталось от обоих лиц.
Еще до того как Харроу встала, Гидеон уже знала, что перед ними лежит изломанное тело Магнуса Куинна, вмятое в изломанное тело Абигейл Пент.
Акт третий
17
Ранним утром, после многочасовых попыток, поражение признал даже Паламед. Он этого не сказал, но в конце концов опустил руку с толстым маркером, которым начертил двадцать разных пересекающихся диаграмм вокруг тел Пятых, и бросил попытки их призвать.
Тела поднимали шесть некромантов, по одиночке и вместе, по очереди или разом. Гидеон сидела в углу и наблюдала. Вначале они вскрыли себе вены, чтобы утолить первый голод духов. Это закончилось, когда подростки, разозлившись на то, что крови Исаака не хватило, набросились на руку Жанмари. Они орали друг на друга и перетягивали руки ремнями, чтобы вены выступили позаметнее, пока Камилла не отняла у них ножи и не выдала им по повязке. Тогда они обнялись, встали на колени и заплакали.
Харроу не участвовала. Она бродила вокруг, как призрак, приноравливая свои шаги к Паламеду и поминутно шатаясь. Гидеон знала, что это от усталости. Коронабет тоже не стала пускать себе крови: она подходила, только чтобы отвести волосы Ианты от лица или взять крошечный нож из сумки близнецов и вручить сестре вместо ее собственного. Обеих выдернули из постели, не дав одеться, и их невероятно тонкие ночные рубашки стали единственным приятным событием ночи. В воздухе висели крошки мела, запах чернил и крови, да еще ярко горели фонари, принесенные Шестыми.
Шестые оказались невероятно полезными. Паламед, одетый в поношенную пижаму, зажег фонари и разметил лестницу в темных местах. Он испачкал свои старые тапочки розовым, тихо обходя тела. Один раз, чуть не наступив на руку Абигейл, он произнес: «Простите». Он держал фонарик, пока Камилла набрасывала всю неаппетитную сцену на большом листе белого материала – сбоку, сверху, со стороны ног. Он снял куртку, оставшись в одних штанах, когда Дульсинея появилась в коротенькой рубашке и слишком больших для нее брюках, и накинул куртку ей на плечи. После этого он вернулся к работе.
Маги и их охранники бродили вокруг тел. Из карманов и из-за пазух вытаскивались книги, читались, отбрасывались. Люди вступали в круг, работали, уходили, менялись, возвращались, оставались, снова уходили… появились обитатели дома Ханаанского. Харроу проработала почти два часа, прежде чем рухнула в лужу подсыхающей крови. На этом Гидеон утащила ее из эпицентра. Проходя мимо, она заслонила Шестому свет к явному раздражению Камиллы, которая считала любое вторжение в личное пространство Паламеда попыткой убийства. Сам же Паламед говорил с Харроу тихо и отрывисто, как с коллегой, которую знал всю жизнь.
Принцессы Третьего дома вели себя как музыканты, которые поневоле возвращаются на бис раз за разом. Чары, отступление, повтор, другой, третий. Они стояли рядом на коленях, держась за руки, и, как бы Ианта ни злобствовала насчет интеллекта сестры, Корона даже не вспотела. Это Ианта насквозь промокла от пота и крови. Один раз она подозвала к себе Набериуса и вдруг сделала такое, от чего Гидеон чуть не вывернуло (в очередной раз). Она стала его есть: оторвала зубами прядь волос, откусила кусочек ногтя, вонзила зубы в основание ладони. Он молча терпел. Потом она наклонила голову и вернулась к работе. Искры слетали с ее рук, как с только что откованного клинка, временами она сплевывала волосы. Чтобы с этим справиться, Гидеон пришлось пялиться на узкие ночнушки. Гадкий Исаак работал, но на него смотреть Гидеон не нравилось. Он плакал, плакал всем лицом, глазами, губами, носом. Дульсинея хотела было присоединиться к его заклинанию, но Протесилай отвел ее рукой столь же жесткой, сколь и мясистой. Смена некромантов продолжалась, пока не остался один Паламед. Наконец и он рухнул, будто ему ноги подрубили, и вслепую потянулся за бутылкой воды. Камилла подала ему бутылку, и он сделал несколько долгих глотков.
