Гидеон из Девятого дома - [50]

– Нонагесимус! – на этот раз она встревожилась. Тварь поерзала среди останков своих жертв и снова встала. – Эй, Харроу!

– Не смей думать, – затрещали колонки.

– Что?

– Я не могу… оно слишком… твою мать!

Она хотела крикнуть Харроу, чтобы та сняла руку с этого гребаного пьедестала, но снова увидела перед собой вихрь костяных клинков. Тварь молотила руками и ногами, как какой-то кривой хищный зверь. Гидеон тоже бросилась в атаку и рассекла межкостную мембрану одной из тянущихся рук. Рука отвалилась, и Гидеон левой рукой ударила в тазовую кость. Во все стороны брызнули костяные обломки, половина подвздошной кости упала. Тварь обвалилась на пол и задергалась, пытаясь подняться. Таз и бедро сползались с невероятной скоростью. Гидеон поскорее отступила, высвобождая рапиру и стирая с лица костяные крошки.

В колонках тяжело задышало.

– Нав, закрой один глаз.

Потом она будет задаваться вопросом, зачем она это сделала, но она повиновалась. Когда она прикрыла один глаз, из мира ушла глубина. Гидеон отошла от искалеченной твари, которая ползала по полу бессмысленными кругами. На мгновение зрение вроде бы вернулась на место, и она разглядела нечто на самом краю поля зрения. Какой-то мираж, мешанина света, двигавшаяся так, как она никогда не видела. Свет походил на пятно геля, наложенного на реальную жизнь. Он скакал по твари, как будто его притягивало к ней, как железные опилки к магниту. Гидеон заморгала. В колонках опять раздался тяжелый вздох.

– Так, – сказала Харроу, – так, так, так.

Тварь восстановила равновесие и встала. У Гидеон заколотилось сердце. Колонки зашипели.

– Что у нее наверху?

– Где? Руки?

– Я не вижу. Размытое такое…

Гидеон снова открыла оба глаза. Не могла не открыть. Она отбила первый удар твари, но второй удар прошел и попал ей в плечо. Обратным движением она поймала лапу ножом, и та затрещала, отскочила и ударилась в стену. Но Гидеон сама упала на корточки и зашипела от боли. Кажется, плечо она выбила.

Колонки орали. Тварь поднялась, замахнулась остальными клинками – и распалась.

Она превратилась в жидкость и стекла в решетку в центре комнаты прямо на глазах у Гидеон. Открылись двери «Отклика», и, ощупав плечо, Гидеон заставила себя встать. Разминая мышцы, она прошла через дверь, которая немедленно закрылась, а дверь «Изображений» открылась. Оказалась лицом к лицу с Харроу, смертельно напряженной и дрожащей.

– Что это была за хрень? – спросила Гидеон.

– Это тест. – губы Харроу там, где она сгрызла с них краску, ярко розовели. Кажется, она с трудом могла сглотнуть, и смотрела она сквозь своего рыцаря.

– Ты тест, – неуверенно добавила она.

– Эээ…

– Лобная доля, теменная, височная, затылочная, гиппокамп. Я сражалась прямо внутри тебя. Я не привыкла иметь дело с живыми существами, прикрепленными к нервной системе. Ты такая шумная. У меня ушло пять минут, чтобы убрать громкость и что-то увидеть. И это гораздо больнее, чем отклик от скелета. Я чуть не оглохла! Ты вся шумишь, всем телом, когда сражаешься. Твоя височная доля… господи, как у меня болит голова!

Речь вышла не самая понятная, но смысл был обидный и даже унизительный. У Гидеон покраснела шея.

– Ты можешь контролировать мое тело, – сказала она. – И читать мысли.

– Нет. Не на расстоянии. – От этого стало легче, несмотря на вторую часть фразы. – Если бы я могла. В то мгновение, как я беру контроль одно из твоих чувств, меня убивали другие.

– Тебе запрещено торчать в моих долях и моем гиппокампе. Я не хочу, чтобы ты там все переставила.

Кажется, в Харроу зародилось что-то вроде сочувствия. Она не ответила жутким смешком или мрачной фразой из лексикона Дома, а просто взмахнула рукой:

– Только от инфаркта не умри, Нав. Я не могу и не буду читать твои мысли, контролировать твое тело или просматривать твои интимные воспоминания. У меня нет возможности это сделать и уж, конечно, нет желания.

– Это ради твоей защиты, а не моей, – пояснила Гидеон. – Однажды, лет в двенадцать, я представила себе задницу Крукса.

Харроу не обратила на нее внимания.

– Развеивание. Ну я и дура. Тут нужно… извлечь пшеницу из обсевков, ну или сигнал из помех, если угодно. Но почему? Почему я не могу сделать это сама?

Она чуть покачнулась и рукавом вытерла с лица розовую черту. Раскраска сильно побледнела, но Харроу казалась довольной, хоть и мрачноватой.

– Теперь я знаю, как пройти это испытание, – задумчиво сказала она. – И мы это сделаем. Если я разгадаю связь и забуду все, что знала о теории одержимости. Тогда может получиться. Понять, над чем работать, было непросто, но теперь я знаю. А теперь, боюсь, мне придется вырубиться.

И она довольно аккуратно рухнула на пол. Из чистой сентиментальности Гидеон выставила ногу, чтобы поддержать ее. В результате она только осторожно пнула ее в плечо и решила, что это вполне достойное поведение.

15

– И я намного лучше обращаюсь с мечом, – сказала Гидеон.

Через несколько часов Харрохак проснулась и проводила своего рыцаря обратно в их покои. Она порывалась продолжить немедленно, но Гидеон хватило одного взгляда на ее косящие глаза и дрожащие руки, чтобы забраковать этот план. Теперь они сидели в большой комнате, обитой темными панелями. Полуденный свет пробивался сквозь занавеси и лежал на полу жаркими белыми пятнами. Гидеон глотала хлеб, а Харроу неохотно грызла корочку. Некромантка очнулась такой же кислой, как и всегда, что позволило Гидеон надеяться, что у нее просто случился краткосрочный приступ безумия.