Гиброиды - [159]

Прошло двенадцать часов. Дважды Молтби передавал управление вице-адмиралу, чтобы подремать. Но сейчас корабль вел он сам, а Дриан спокойно спал в углу на койке.

Тридцать часов. Изнуренный физически и душевно, Молтби разбудил адмирала, а сам лег. Но едва он закрыл глаза, как услышал голос Дриана:

— Впереди город, капитан. Огни, дома…

Молтби бросился к приборам, а спустя несколько минут он вел корабль над городом с населением около восьмидесяти тысяч человек. Его предупредили, что в пещерах никогда еще не бывали корабли таких размеров, поэтому “Атмион” вызовет всеобщее внимание. Включив радио, он прошелся по диапазону и услышал голос диктора: “Питер Молтби, наш наследный вождь, временно захватил боевой корабль “Атмион”, чтобы иметь возможность лично убедить тех, кто…”

Молтби выключил приемник. Людей извещали о его прибытии. Осмотрев город в поисках штаб-квартиры Ханстона, он узнал этот дом по полученному по радиосвязи описанию и остановил “Атмион” прямо над ним. Он установил энергетический экран в центре улицы, в квартале от дома, а затем установил другие экраны, полностью блокировав район. Люди могли войти в него, не замечая того, что попали в ловушку. Обратного хода не было. Невидимый снаружи, изнутри экран светился пурпурным светом. Прикосновение к нему грозило сильным электрическим ударом.

Поскольку Ханстон жил в своей штаб-квартире, ускользнуть теперь он не мог. Молтби не обманывал себя и не считал, что это все решит. Борьба шла за политическую власть. Применение силы могло повлиять на многое, но решить все проблемы на этой основе было невозможно. Даже его прибытие на “Атмионе” могло стать сильным аргументом в руках его противников. “Смотрите, — наверняка скажут они, — один гиброид сумел овладеть боевым кораблем. Разве это не доказательство нашего превосходства?” На людей, амбиции которых четверть века подавлялись, такое могло действовать, как сильный наркотик.

На экране появились небольшие суда, приближающиеся к ним. Установив радиосвязь, Молтби выяснил, что на борту находятся его сторонники.

Он наблюдал, как находившиеся на “Атмионе” офицеры, контролируемые им, встречали гиброидов в переходной камере. Спустя несколько минут он уже пожимал руки людям, которых видел впервые в жизни.

Тотчас же началось обсуждение тактики и стратегии их борьбы. Кое-кто из прибывших считал, что Ханстона необходимо ликвидировать. Большинство же полагало, что его следует арестовать и посадить в тюрьму. Молтби с тревогой прислушивался к разговорам и спорам, признавая, что люди, находящиеся в гуще событий, являются лучшими, быть может, судьями в создавшейся ситуации. Непосредственная угроза их жизни вызывала у них волнение, напряженность, страх. Молтби даже допускал, что он, следивший за всем со стороны, может занять более беспристрастную, а следовательно, более разумную позицию. Пока он размышлял о своей роли арбитра, посыпались вопросы:

— Можно ли быть уверенными в том, что правительства Пятидесяти Солнц останутся твердыми в своем отказе установить контакт с земным кораблем?

— Можно ли говорить о каких-либо признаках слабости, растерянности у них на основании того, что вы видели и слышали?

— Почему второй ультиматум скрыли от народа?

— Является ли “Атмион” единственным боевым кораблем, получившем задание следить за “Звездным роем”?

— Нет ли в преследовании корабля какой-либо тайной цели?

— Какова будет наша позиция, если неожиданно Пятьдесят Солнц сообщат “Звездному рою” о своем местонахождении?

В какой-то момент Молтби почувствовал себя почти побежденным. Но когда он понял, что вопросы в чем-то повторяются, а за ними скрывается какая-то ложная посылка, он поднял руку и сказал:

— Господа, вас, очевидно, тревожит один вопрос: сумеем ли мы использовать ситуацию в своих целях, если другие правительства изменят свои намерения? Но дело-то совсем не в этом. Наша позиция — идти до конца с народом Пятидесяти Солнц, какое бы решение они ни приняли. Мы будем действовать как часть в составе целого, не лавируя с целью получения особых преимуществ, других привилегий, за исключением тех, которые нам были предложены.

Закончить он решил менее сурово:

— Я знаю, что вы испытываете огромное напряжение. Поверьте, я высоко ценю ваше терпение, вашу позицию — и общую, и лично каждого из вас. Но мы должны сохранить нашу целостность и чистоту. В этот тяжелый момент безнравственно приноравливаться к обстоятельствам!

Мужчины переглянулись. Некоторые, особенно молодые, выглядели недовольными, будто проглотили горькую пилюлю. Но в конце концов все согласились поддержать пока план Молтби.

Потом стали думать, как быть с Ханстоном.

— Я хотел бы поговорить с ним, — спокойно сказал Молтби.

Коллинз, старший из лучших друзей отца Молтби, пристально посмотрел на него и вышел в радиорубку. Вернулся он озабоченным и расстроенным:

— Ханстон отказывается прибыть сюда. Говорит, что если вы желаете говорить с ним, то должны спуститься к нему. Питер, это оскорбление!

— Скажите ему, что я сейчас буду у него, — твердо сказал Молтби и улыбнулся, глядя на посерьезневшие лица. — Господа, — сказал он звонким голосом, — этот человек льет воду на нашу мельницу. Передайте по радио, что я спускаюсь на землю во имя дружбы и солидарности в момент серьезного кризиса. Постарайтесь не переиграть, но пусть в сообщении об этом проскользнет намек на возможность насилия в отношении меня. Разумеется, — заканчивая, сказал он как нечто само собой разумеющееся, — пока этот корабль здесь — ничего не случится. Тем не менее, если через полтора часа я не вернусь, попробуйте со мной связаться. Затем действуйте по обстановке, шаг за шагом, начиная с предупреждения, угроз, кончая огнем на поражение.