Гибельные боги - [5]

Винченцо бросил взгляд на девиц. Стройная Елена с греческим профилем античных гемм была хороша собой, Катерина с очаровательными ямочками на щеках и чуть вздернутым носиком заставляла улыбаться каждого, кто встречал взгляд ее живых карих глаз. Джованна Авильяно, хоть и не отличалась красотой Елены и не была мила, как Катарина, невольно перетягивала взгляд на себя. Странны были очертания скул, удивляла высота лба, необычными были и волосы: густые пряди каштановых волос на свету отливали краснотой зрелых вишен. Никто, кроме нее, не выражал скорби, девица же была подлинно расстроена, несколько раз вытирала платком заплаканные, сильно покрасневшие глаза.

Все отметили, что он прекрасно держится — величаво и спокойно. Джустиниани действительно стоял, запрокинув голову и расправив плечи. На самом деле Винченцо боялся, как бы от его неверного или резкого движения не разошлись швы на спине чужого узкого фрака. Но всеми остальными его поза была принята за скорбное достоинство.

Энрико Петторанелло и Оттавиано Боргезе, давно переставшие здороваться с ним и узнавать при случайных встречах, теперь подошли к Винченцо с соболезнованиями. Умберто Убальдини, когда-то отказавший ему в ночлеге, и мужеложник Рафаэлло ди Рокальмуто, напротив, предложивший ему свой дом в обмен на постельные услуги, любезно раскланялись с ним. Винченцо невозмутимо поклонился в ответ, да и подлинно остался невозмутим. Эти люди казались покойниками, оставшимися где-то там, в глупых днях юности, когда его могли волновать слова и взгляды, когда кровь ещё будоражили чувства.

Ближе к концу погребения появился банкир Карло Тентуччи. Он был одним из тех немногих в Риме людей, кто в самое тяжкое время не дал ему сдохнуть с голода, открыл кредит и помогал деньгами. Что же, затраты окупились. Он вернул долг и заполучил солидного клиента. Винченцо не называл Карло другом: по его мнению, финансист был просто умным и расчетливым человеком, понимавшим, что не стоит портить отношения с тем, которому предстояло когда-нибудь унаследовать крупное состояние. То, что Карло не пришлось ждать четверть века, было в его понимании просто везением банкира. Впрочем, более близкое знакомство с Тентуччи несколько удивило Джустиниани — тот знал толк во многих вещах, от старых вин до антиквариата, и, к удивлению Ченцо, не был помешан на деньгах. Винченцо хотел было подойти к нему, но тут у ограды соседнего склепа неожиданно заметил пьянчужку Филиппо, по прозвищу Фляжка, забулдыгу-могильщика, чьи философские пассажи в подпитии стоили мудрости его шекспировского собрата. Как-то они в катакомбах ночь напролет пили и цитировали Данте. Сегодня пьянчуга основательно набрался с самого утра, и, конечно же, не узнал в бледном лощеном господине своего бывшего собутыльника. Винченцо вздохнул.

Он словно оказался между двумя мирами — но ни в одном из них не чувствовал себя своим.

А вот его несостоявшийся родственник Паоло ди Салиньяно. Он тоже был здесь. Здесь была и Глория ди Салиньяно, ныне донна Монтекорато. В принципе, она вполне разумно предпочла ему богача Пьетро Монтекорато, и провела лучшие дни юности в роскоши. Винченцо поднял глаза на Глорию. Ей, как и ему, шёл тридцать первый год. Она давно утратила грацию юности и девичью свежесть, но на смену им не пришли ни томность женственности, ни величавость зрелости. Ее лицо расплылось, утратив красоту скульптурных очертаний, второй подбородок тоже не красил. Что он мог находить в ней, спросил себя Винченцо, переводя задумчивый взгляд на белые цветы, коим предстояло окончить свое короткое бытие в гробовой яме.

Несколько прочувствованных слов о покойном произнес маркиз ди Чиньоло, и Винченцо подумал, что, судя по надгробным речам и некрологам, подлецы бессмертны. Умирают только самые достойные граждане, одним из которых был старший брат его отца. Когда служители кладбища обложили холм цветами, Джустиниани ненароком услышал разговор Джованны Авильяно с банкиром Тентуччи. Тот спрашивал, получил ли ее дядя согласие мессира Винченцо на брак с ней? Девица отшатнулась и окинула Тентуччи изумленным взглядом. Винченцо заметил, что глаза девицы зеленые, с коричневой поволокой, а по выражению лица понял, эта мысль ей неприятна.

Разговоры же в толпе, что иногда доносились до него, и вовсе звучали абракадаброй. «Так они встретились?» «Подождем, все проступит» «А это правда, что Альдобрандини решил продать библиотеку?» «Так что с девицей-то?» «Конечно, на что книги слепцу?» «Никто не может ничего понять, помешалась, бормочет вздор…» «Точно ли он — наследник? Они виделись?» «Может, просто перепугалась? Бывает, собака из подворотни выскочит, или еще чего…» «И сколько он за нее хочет?» «Кто его знает, может и просто умом тронулась, род-то старинный, сами понимаете…» «Это нужно узнать немедленно» «Не мелите вздор! Рокальмуто отнюдь не ровесники Нерона, чего там старинного-то?» «Сорок тысяч» «Так он унаследовал?» «Ничего себе сумма, старик, похоже, не только ослеп, но и умом тронулся, как Франческа…» «Конечно, унаследовал. А как бы иначе мы его похоронили?»

Джустиниани это докучное жужжание, в котором он почти ничего не понимал, раздражало, однако имя Марко Альдобрандини он выделил сразу. Старый библиофил славился своей коллекцией книг и рукописей уже годы. Неужто старик продает библиотеку? Сорок лет неустанного собирательства. Правда ли, что он ослеп?