Гибель Византии - [185]

Не выдержав множества сабельных ударов, шлем на голове императора треснул и соскочил. Константин рывком нагнулся, подобрал кем-то обороненный щит и отразив наскок очередного янычара, бегло оглянулся. Вокруг него уже не осталось христианских бойцов, все они или были посечены турками, или, не выдержав натиска, отступили вглубь города.

Константин обеими руками взялся за рукоять меча. Щит он вскоре отбросил: множество застрявших в нем дротиков и стрел почти удваивало вес, тянуло руку к земле. От бесчисленных ран император почти полностью истёк кровью и по охватившей его необычайной слабости и ознобу понял, что час кончины уже недалек. Превозмогая головокружение, он бросился вперед, с криком: «За веру Христову!» развалил надвое ближайшего янычара, снес голову другому, но в то же мгновение ощутил резкую боль под левой лопаткой, в уязвимом месте между сочлениями доспеха. Молниеносно развернувшись, он раскроил череп подкравшемуся сзади турку и даже успел замахнуться еще. Но тут свет померк в его глазах и на подкосившихся ногах, император мягко опустился на груду сраженных им вражеских воинов.

Смуглолицый солдат подскочил к бездыханному телу, наотмашь рубанул саблей по лицу упавшего и, удостоверившись таким образом в его смерти, помчался дальше, вперед, навстречу ожидающему его богатству — золоту, ценностям, рабам.

Так, или почти так, окончил свои дни последний император Византии.

Наследник царской династии Палеологов, один из наиболее мужественных и несгибаемых венценосцев в истории Империи, Константин XI всю свою жизнь посвятил борьбе с османскими завоевателями. На протяжении многих лет он безуспешно пытался сплотить вокруг себя тех, кто в силу собственного малодушия не мог или не желал понять опасность тактики выжидания, терпимости к врагу, разрушающего, подминающего под себя основы прежнего жизненного уклада. Человек незаурядного ума, энергии и способностей, он делал все, что было в его силах. Но пробудить совесть, накрепко уснувшую в людях, так и не сумел.

В день решающей битвы, преграждая путь прорвавшимся в город полчищам врага, он погиб, как и подобает воину-государю, правителю древнего и славного своей историей народа.

ГЛАВА XLVII

Клубы серо-черного дыма поднялись и зависли над западной границей города. Медленно раздаваясь вширь, они ползли, гонимые ветром, на еще не охваченные пожарами кварталы столицы. Ужас и смятение овладели жителями Константинополя. Тревожные вести летели со скоростью молнии. Взывая к небесам, гулко и беспомощно звонили церковные колокола, в тщетной надежде моля Всевышнего о защите. Но Бог в те дни позабыл о милосердии.

Обычно затихавшие на время штурма городские улицы ожили и наполнились тревожным гулом. Неспокойно ржали и брыкались запрягаемые лошади и мулы, блеяли позабытые в скотных дворах овцы и козы. Слышался перестук дверей и ставен окон, тоскливо выли псы, женщины бестолково метались из стороны в сторону, причитая на все голоса и таская за собой испуганно ревущих детей. Те, кому посчастливилось достать подводу с лошадьми, сбивались с ног, вынося из жилищ свои немудреные пожитки; другие на тачках или на своих спинах волокли к пристани всё, что только можно было унести.

Людские ручейки вытекали из улиц и переулков, сливались на площадях в единый поток и обегая препятствия и заторы, вновь дробились на части, стремясь как можно скорее добраться до спасительной гавани.

В невообразимой суматохе муж терял жену, а мать — детей. Несмолкаемый гомон стоял над толпой, панический страх превращал людей в полуживотное стадо. Стараясь не отстать от молодых, проворно ковыляли старики и калеки; двое отроков, кряхтя от натуги, несли на руках престарелую мать; простоволосая девица металась в толпе и заглядывая встречным в лица, громко звала по имени малолетнего брата. Полусвихнувшийся проповедник с ногами взобрался на каменную тумбу и вещал с нее, как с амвона, о скором пришествии Судного дня. Неподалеку от него жалобно хныкала потерявшаяся девчушка лет шести, одной рукой вцепившаяся в тряпичную куклу, другой — размазывающая по щекам слезы вперемежку с грязью. Мимо них, не останавливаясь, шли, брели, бежали люди, на чьих лицах уже застыла маска страха и тупого отчаяния.

Всё живое бежало от смерти и несмотря на безысходность, упорно не желало умирать.

Но Город еще жил и продолжал сражаться. Несмотря на бегство малодушных, немалая часть простолюдья столицы готова была драться насмерть. Улицы Константинополя быстро заполнялись людьми. Влив в себя отступающие от крепостных стен отряды ополченцев, остатки горожан преградили путь врагу. Разгорелась беспощадная битва, в которой обе стороны далеко шагнули за грань человечности. Каждая улица, переулок, дом, доставались врагу лишь после долгой и ожесточенной борьбы. Горожане, не имеющие под рукой боевого оружия, дрались чем придется; метали во врага кухонные ножи, топоры, вертела; забрасывали турок вывернутым из мостовой булыжником; обрушивали с крыш тяжелые балки, поленья, черепицу; лили из окон кипящую воду и нечистоты. Укрывшиеся в городе селяне вооружились вилами, цепами и распрямленными косами; безоружные выдергивали дреколье из оград и наскоро заострив концы, присоединялись к товарищам. Прославленные, наводящие ужас на весь цивилизованный мир османские воины, с неимоверными усилиями овладевшие стенами Константинополя, гибли теперь под натиском разъяренных горожан, бесстрашно бросающихся на защиту своих жилищ.