Гибель великого города - [39]

Услышав свое имя, Манибандх взял ее руку, ласково погладил нежную ладонь. В жарком прикосновении руки таится молния — порой она разъединяет людей, но чаще-властно притягивает их друг к другу, и тогда сама смерть не в силах их разлучить. Вени не смела двинуться, ее рука осталась в плену могучей руки купца. Словно некий чародей лишил ее сил и отнял у нее волю.

— Разве я свободна? — едва слышно произнесла Вени. — Высокочтимый…

— Называй меня Манибандхом! — перебил купец.

— Манибандх! Я должна тебе сказать… — Она оборвала начатую было фразу и сказала только: — Я не свободна!..

— Разве ты чья-нибудь рабыня? — удивился Манибандх. Подумав, он добавил: — Тот дравидский юноша — бедняк.

Манибандх слегка пожал ее руку, и ощущение его необычайной силы снова всколыхнуло душу Вени. До сих пор она знала только одного мужчину — это был поэт. Но в нем жила какая-то женственная мягкость, которую в супружестве восполняла непринужденность и решительность Вени. Сегодня же она стояла перед человеком, в котором все было — сила. Не дождавшись ответа, Манибандх глубоко задумался. Рука танцовщицы выскользнула из его ладоней. Слабым, молящим голосом она заговорила:

— Ты не любишь меня, Манибандх?

— Люблю! — сурово ответил тот.

Вени вздрогнула. Произнести так равнодушно и сухо это ласковое, блистающее, как алмаз, слово! Не этого она ожидала. Ей хотелось, чтобы сердце высокочтимого купца распахнулось перед ней и чтобы трепет, подобный порывам ветра, пронизал его душу. Словно змея, гневно поднявшая голову, в ней вдруг пробудилась ревность.

— Я люблю поэта, высокочтимый, — тихо сказала она. — Ты любишь меня, а я люблю поэта!

Голос ее дрожал, как у невинной девушки, испуганной прикосновением мужчины.

Но Манибандх по-прежнему оставался величаво спокойным, и это поразило Вени!

— Поэт любит меня! — снова сказала Вени.

— Нет, он не любит тебя! — воскликнул купец.

— Что ты сказал, Манибандх? — тревожно заговорила Вени. — Неужели все истинное в жизни можно так просто объявить ложным? Так легко разрушить то святое, что я до нынешнего дня с глубокой верой прятала в груди? Что ты сказал, Манибандх? Ты вонзаешь в меня ядовитые шипы неверия! Где же доказательства твоих слов?

— Для Манибандха никогда не было истиной проявление человеческой слабости! — сказал купец. Он верит только в разумное! Всякая вещь, попадая на острие рассудка, разрезается, как банан. И как бы сладок и ароматен ни был обман, ум человеческий рассеивает его без следа. Богатство, страсть, красота — ничто не сможет прикрыть ложь! Ты говоришь мне, что я пронзил твое сердце шипами неверия, что я пролил в него яд? Ты заблуждаешься, красавица! Я хочу вытащить из твоего сердца отравленный шип. И сейчас ты испытаешь страшную боль. Ты поступаешь, как человек, у которого вырывают из раны застрявшую в тело стрелу, и он кричит: «Не касайтесь ее, дайте мне умереть!» Если не вырвать этот шип, — горячо продолжал Манибандх, — он всегда будет причинять тебе боль. Заноза в сердце более опасна, чем колючка, вонзившаяся в ногу путника и мешающая ему идти. И мудро поступает тот, кто, презрев минутное страдание, выдергивает этот шип. Наберись мужества и выслушай меня! Поэт и есть тот самый шип, который вонзился в счастье твоей жизни. Сидя в клетке, как редкая птица, он хочет быть могучим, словно лев, но у него нет власти. И в бессильной злобе он мнит погубить все живое, остановить журчащие песни волн великого Инда, превратив их в каменные глыбы, и разбить звезды в небе. Но он ничего не достигнет, ибо только истинно великим людям дано обладать властью. Вени! Клянусь ступнями Махамаи, ни в почитании великого царя йогов, ни в служении самому богу, ни в самоотречении отшельников — жителей лесов и пещер — не найдем мы того удовлетворения, какое дает нам одно лишь сознание, что кто-то по-настоящему любит нас!

— Высокочтимый! Что же мне делать? — спросила Вени, вся дрожа. — Неужели это правда? Нет, нет, скажи мне, Манибандх, умоляю, что это все не так, что ты заблуждаешься!.. Я обещаю, что прощу тебе все…

Сердце Манибандха взвилось, как кобра, потревоженная палкой. Оскорбленный, он нанес ей последний удар:

— Поэт навис над тобой, как черное облако над восходящим солнцем. И облако это должно рассеяться, пролившись дождем, и сойти с неба на землю, под ноги людям. Его нужно иссушить, это облако! И ты сама сделаешь это!

— О чем ты говоришь? — воскликнула Вени.

— Прекрасная! Одним взглядом ты способна победить сердце мужчины. Но теперь нужна не притворная стыдливость, которой вы покоряете мужчину, обнимающего вас, не лукавые взгляды. Нужна смелость! И тогда ты, подобно огню, все сметешь со своего пути! Даже металл, с легкостью крошащий дерево, при встрече с огнем раскаляется, а потом делается жидким, как вода. Ты должна убрать поэта со своего пути!..

— Манибандх! — ужаснулась Вени. — Что ты говоришь? Я должна совершить убийство?

— Это не убийство, красавица, — сказал Манибандх, остановившись перед небольшим каменным изваянием льва. Человек приходит в мир, чтобы наслаждаться, а за это он платит любой ценой. Жители Мохенджо-Даро издавна были поклонниками радости. Их воздержание — это только философия.