Гибель великого города - [15]

По краям бассейна располагались многочисленные комнатки для переодевания, в которых на столбиках-алтарях курились жертвенные огни. После купания тут можно было умастить тело благовониями и краской, надеть украшения.

Конечно, и в великом городе Ур, не говоря уже о столице Шумера славном Кише, можно было увидеть дворцы не хуже, чем в Мохенджо-Даро, но такой прекрасной купальни не существовало нигде. Вдоль края бассейна тянулись колонны со светильниками, и, когда ночью их яркий свет играл и переливался на поверхности воды, огни на улицах словно меркли. Странное, болезненно-пьянящее чувство рождала эта картина. Вечером, в золотистых лучах заката бассейн был похож на огромный цветок лотоса, усыпанный оранжевой пыльцой. Густые заросли вокруг купальни давали приют влюбленным, ищущим уединения.

Над бассейнам разносились веселые возгласы, смех, визг — красавицы чувствовали себя здесь непринужденно. Головки купальщиц, то появляющиеся над водой, то исчезавшие, напоминали пузырьки на реке во время дождя.

Одна за другой подкатывали колесницы и останавливались в тени деревьев. Сойдя на прохладные плиты бассейна, прибывшие располагались живописными группами. Казалось, для них вся жизнь — наслаждение. Никому не могло бы прийти в голову заговорить здесь о деле. Мужчины, завернувшись в накидки из белой легкой материи, степенно прохаживались среди купающихся. На них сверкали жемчужные ожерелья и браслеты, у некоторых на головах гордо красовались золотые диадемы. Странно было бы увидеть в руках у кого-нибудь, меч или государственную печать — тут думали и говорили только о женщинах. И вряд ли здесь можно было встретить хоть одного человека, знакомого с тяжелым трудом.

Тем удивительней было появление старика юродивого. Словно размышляя о чем-то, он притаился в уголке — отсюда можно было незаметно наблюдать за всеми. Безобразное тело старика прикрывали лохмотья. Проходившие мимо девушки, взглянув на его отросшие грязные ногти, с брезгливой гримасой отворачивались. Для жителей Мохенджо-Даро этот человек представлялся более загадочным, чем египетские кудесники и звездочеты. Даже самые мудрые, убеленные сединами горожане, заговорив с ним, не могли побороть в себе боязни и отвращения. Отойдя в сторону, они воздевали к небу руки и в ужасе молили богиню Махамаи:

— Да не будем мы такими, о великая богиня! Да не падут наши потомки столь же низко, как его дети!

— Поглядите-ка! — сказал один из проходивших мимо юношей. — Высокочтимому Вишваджиту мало покорить весь мир[7], он хочет завоевать сердце какой-нибудь красотки! Видите, спрятался? Огня-то уж у него в сердце нет, но пепел, наверно, еще не остыл!

— У него здесь свидание! — подхватил шутку другой. — Прибежит сейчас красавица, бросится ему на шею и утешит своего сердитого возлюбленного. Волосы у него как серебро, — а что еще нужно красоткам!

Вдруг юродивый вздрогнул и поднялся на ноги. У бассейна с резким скрипом остановилась золотая колесница Манибандха, усыпанная драгоценными камнями. Вслед за ней подкатили еще две. Черный раб помог Манибандху сойти. С двух других колесниц спустились египтяне. Среди них был Амен-Ра.

Эй, Апап! — окликнул купец. В глазах его вспыхнул надменный, властный огонь; так воспламеняется на костре промасленная ткань.

— Да, господин! — с поклоном отозвался негр.

— Вели возничим подождать нас!

По знаку Апапа колесницы отъехали в сторону.

— Эй, раб! — снова позвал Манибандх.

— Да, господин!

— Ты приготовил одежду? Или забыл о ней, как о своей смерти?

Негр ухмыльнулся, блеснув белыми зубами.

— Напрасно господин беспокоится. Все давно готово!

Амен-Ра пошел было к купальне, но остановился и пропустил впереди себя Манибандха. Видя, с каким достоинством выступает богатейший из горожан, старик юродивый взволновался — ведь и он когда-то был почитаем в городе!.. В то время, казалось, сама земля дрожала под его ногами. Сегодня же, когда он нищ и презираем, она готова брезгливо сбросить его с себя. Властный взгляд Манибандха поразил юродивого. Как прекрасны эти глаза! Колесница Манибандха переливается в лучах солнца. Беспечно позванивают колокольчики упряжи при быстрой езде, — так беспечен загулявший весельчак, готовый на радостях обнять весь мир…

Появление Манибандха было встречено бурным восторгом горожан. Приветственная песня, ликующие крики — редкий почет даже для богатого купца! Манибандх шутливо подтолкнул Амен-Ра к плескавшимся красавицам. Египтянин в нерешительности остановился перед бассейном, и это вызвало взрыв смеха.

Юродивый заметил, что к купальне направляются обнявшись, Вени и Виллибхиттур. Узкая и гибкая, как змея, рука танцовщицы лежала на поясе поэта. На его груди сверкало ожерелье. На Вени не было никаких украшений, кроме двух золотых браслетов на руках. Она была одета в короткое, едва доходившее до колен сари, верхний конец которого закрывал грудь. Легкой, как полет облака в небе, походкой шла она рядом со своим возлюбленным.

— Эй, змейка! — крикнул ей старик. — Иди-ка сюда!

— Что угодно высокочтимому? — весело откликнулась Вени.

Она обрадовалась встрече. Румянец смущения разлился по ее лицу, делая его еще более привлекательным. Большие глаза сверкали, как молнии в черной туче. Все жило и менялось в этой женщине, как бесконечно меняются в небе очертания облаков.