Гибель Светлейшего - [71]

Первая моя остановка будет в Архангельске, а оттуда поеду в Петроград и Москву. Мне хочется поискать в этих городах редкие коллекции, а после уже отправиться на Украину. Будь уверен, я перед обратной поездкой в Америку обязательно заеду в Бобруйск, чтобы обнять тебя и поцеловать твоих милых детишек, которых ты прислал мне на фотографии вместе с твоей уважаемой супругой.

Твой брат Осип Дукаревич.

P. S. Если бы ты, Казимир, знал, что представляет из себя Стефания!

О. Д.

3

Комендант, арестовавший Дукаревича в день возвращения его на родину, оказал ему неоценимую услугу. Дукаревич научился осторожности и многое понял в революции из того, что было ему ранее, когда он ехал через океан, неясно. Американский паспорт он спрятал под стельку сапога и запасся хорошими советскими документами. Искусство гравера в революционной стране, где круглая печать пользовалась особым признанием, оказалось кстати. А сделать лишнюю печать для Дукаревича было нетрудно: один вечер усидчивой работы — и вот вам любой документ.

В Петрограде ему подвезло. Когда он проходил по Гороховой улице, его нагнала открытая машина.

— Иосиф! — закричал человек в кожаной тужурке и замахал военной фуражкой.

— Мошка! — воскликнул Дукаревич, бросаясь к автомобилю. Человек, сидевший рядом с шофером, был не кто иной, как Моисей Кацман, старый друг, который на швейной фабрике обтачивал клапан заднего кармана брюк.

— Садись, поедем, я тороплюсь. По дороге все расскажешь, — говорил Моисей, втаскивая Дукаревича в машину.

Они мчались по опустевшим улицам Петрограда, и Дукаревич с осторожностью отвечал на вопросы старого друга, недавно возвратившегося из Америки на родину.

— Что ты думаешь делать в России? — в упор спросил Кацман.

— Работать на пользу Советской республики.

— Я так и знал, что ты вернешься, — произнес растроганный Кацман. — Ты ведь пролетарий, Иосиф! Подлая Америка не смогла развратить твою душу, хотя ты и находился на скользком пути, когда покинул швейную фабрику и стал торговать порнографическими карточками.

Моисею Кацману до зарезу требовались надежные люди, чтобы создать новый, революционный уголовный розыск в столице, и он предложил старому другу поступить к нему в сотрудники. Дукаревич охотно согласился.

Новая служба давала возможность принимать участие в обысках, а для филателистической деятельности Дукаревича это не было лишним. В то время, когда проворные агенты искали крупчатку, сахарин и свиное сало, филателист шарил в письменных столах и в шкафах, разыскивая альбомы с марками. Опытным взглядом он определял ценность найденных коллекций, находил редкие старинные марки и потихоньку извлекал их, убирая в кошелек.

Как-то во время обыска у миллионера-фабриканта обнаружили чемодан, набитый золотыми и бриллиантовыми вещами. Фабрикант решил бежать за границу и собрал все ценности в дорогу.

— Хорошо, берите, — сказал богач, — только меня оставьте в покое. Я не занимаюсь политикой. Я просто хочу спокойно жить.

В кабинете вытряхивали ящики из письменного стола, расшвыривали по полу толстые книги в кожаных переплетах. Дукаревич срывал обивку с кресел и дивана. Он знал, что в доме должна быть ценнейшая филателистическая коллекция. Но где она спрятана?

— Покажите все ваши комнаты.

— Будьте любезны! Пожалуйста.

Фабрикант, тучный человек с рыхлым заспанным лицом, шел впереди и светил свечкой. Пугливые тени прыгали на стенах. Дукаревич шагал по пятам.

— Здесь столовая. Здесь — детская. Дочурка живет. Зайдете?

— Обязательно.

Дукаревич заметил: на столе, среди синих ученических тетрадей, лежат марочные альбомы. Филателист почувствовал легкое головокружение. Он хотел кинуться к столу, но, поймав на себе пристальный взгляд хозяина, отвел глаза в сторону и полез под кровать. Филателист передвинул вышитые шелком туфли, пощупал матрац. Колючие, выцветшие глаза хозяина следили за каждым его шагом, за каждым движением руки. Дукаревич с презрением думал: «Эти идиоты из угрозыска радуются, что нашли золото и бриллианты. Болваны! Они не подозревают, что альбомы стоят дороже чемодана с золотом».

Дукаревич взял альбом в шагреневом переплете. Лицо миллионера сделалось багрово-синим. Он судорожно мотнул головой и схватился одной рукой за ворот сорочки, а другой за край стола.

— Оставьте! — промычал фабрикант. На губах его показалась розовая пена. — Оставьте!..

И грузное тело миллионера тяжело рухнуло на пол.

Дукаревич забрал все альбомы.

— Кожа замечательная, — сказал он товарищам. — Туфли жене выйдут — красота. А марки отдам сынишке, пусть забавляется.

— Ну, это ты брось! — запротестовал завистливый сотрудник, руководивший обыском. — Марки сынишке можешь отдать, а кожу придется провести по акту.

Дукаревич сделал вид, что обиделся. Он выдрал дрожащими руками листы с наклеенными марками и спрятал под шинель. Кожаные переплеты альбомов пришлось приобщить к реквизированному имуществу.

В эту же ночь филателист, никому ничего не сказав, выехал на Восточный фронт.

4

Три месяца гремели за Уралом кровопролитные бои. Рискуя головой, Дукаревич вступал с первыми частями в занимаемый красноармейцами город. Он бежал на почту, завладевая всей корреспонденцией, выбрасывал письма из конвертов и поспешно срезал проштемпелеванные марки. Филателист набивал ими сумку, а после, оставшись один, приводил марки в порядок.