Гибель Светлейшего - [54]

Ефим Качура вместе с женой наблюдал в окно, как оборонялся от лохматого пса диковинный человек, неведомо для чего забравшийся в чужой огород. Им и в голову не могло прийти, что с Полканом воюет сам председатель ревкома товарищ Рябоконь.

— Это черт! Черт! — твердила за спиной Галя.

— Дуреха, чертей нет! — не совсем уверенно сказал Качура. — Их попы придумали, чтоб бедноту обирать.

Но Ефим сам хорошо видел черное лицо таинственного незнакомца и был немало смущен.

— По одежде не пойму, не то петлюровец, не то махновец, — гадал он. — А рожа, верно, аккурат, как у нечистого.

— Однако разорвет его наш Полкан! — сказала жена.

— Пусть покусает, поучит хорошенько. По чужим огородам, глядишь, шататься забудет.

Но Василий Иванович ухитрился сорвать с грядки огурец и метнуть его в окно. Сухо звякнуло разбитое стекло, но не выпало. Еще яростнее взвился пес. Ефим сорвал со стены обрез и распахнул раму:

— Что хулиганишь, сволочь!

— Свой! — радостно закричал Василий Иванович. — Свой! Убери пса скорее, Качура!

— Ой! Никак, товарищ Рябоконь? Ни за что не признал бы… Здравствуйте!

Ефим вылез в окно и поймал пса за ошейник. На огород прибежали снедаемые любопытством жена и дочка Качуры.

— Галька, уведи Полкана к чертовой матери. Цыть ты, паскуда!

Ефим ударил пса ногой. Полкан завизжал, поджал хвост и, понурив голову, поплелся за Галей. Рябоконь вытирал пот с лица и ругался:

— Развели зверей… Намучился я с ним. Чуть не сожрал. Если б не твой был, прикончил бы сразу.

— Время такое, требует. Идемте в хату, товарищ Рябоконь.

— Некогда.

— Смотрю я на вас, а понять не могу, почему вы с лица так почернели. Не болезнь ли какая?

— Нет. После расскажу. Сейчас некогда. Время дорого. Ты вот что скажи, как у вас здесь… Спокойно?

— Нормально.

— В Ореховке Чума коммунистов порезал. На Святополь идет. Мы навстречу выехали. До города допускать нельзя.

— Правильно! — Ефим скрутил цигарку. — Там его недорезанные буржуи с крестным ходом встретят. Бьем контру, а она размножается.

— Обойди коммунистов и сочувствующих. В общем, на кого положиться можно. Заставу на дороге выставить надо. И на своих куркулей поглядывай построже. Особливо на Цыбулю. Дома он?

— Что-то не видал.

— Далеко его хата?

— Совсем близко.

— Пошли к нему.

Напрасно чека так долго церемонилась с Цыбулей. Как раз в эту полночь собрались у него дружки, чтобы поддержать Чуму в его походе на Святополь. Кони уже стояли по дворам готовые. Цыбуля раздал патроны, как вдруг прибежал его младший сын, перепуганный насмерть.

— К Ефиму Качуре на огород черт залез! — выдохнул он и опустился в изнеможении на скамейку. — С маузером!

Вахмистр насторожился. Он перестал верить в чертей после того, как его два раза мытарили в чека. Не в третий ли раз приехали за ним оттуда? Что Качура служит тайным шпионом у красных, он не сомневался ни на минуту.

— С моего двора долой! — скомандовал Цыбуля. — Разойдись тихо!

Люди стали выходить крадучись на улицу. Тут их и перехватил Василий Иванович.

— Стой! Ни с места!

Рябоконь поднял маузер, но не столько револьвер, сколько черное лицо его своей таинственностью ужаснуло Цыбулиных гостей. Они кинулись врассыпную. Василий Иванович дал три выстрела в воздух, и тогда бойцы его отряда, ждавшие возле церковной ограды, вылетели галопом на помощь.

Олег видел, как Рябоконь скакал по улицам и переулкам Рогачевки со сверкающим палашом в руке. Гремели беспорядочные выстрелы, но кто в кого стрелял, было непонятно. Цыбуля пытался убить чернокожего комиссара из обреза, но, хотя и стрелял почти в упор, промахнулся. Вахмистра расстреляли у церковной ограды, единомышленников его разоружили и закрыли в кирпичный амбар. Ячейка коммунистов выставила караулы, чтобы гидра контрреволюции не подняла голову. Василий Иванович со своим отрядом тронулся в дальнейший путь по направлению к Ореховке. В той стороне Чума. Но никто не знает, какой дорогой он ведет свою банду на Святополь, в каких деревнях и селах прячутся его приверженцы.

Дух царя Соломона

Ярко светит луна. Снова тихо на пустынной дороге. Все едут молча, и каждый думает свою думу про себя. Олег вспоминает, как упал застреленный Цыбуля и как кричала его жена. Юноше становится тоскливо. Он ощупывает револьвер Фиры Давыдовны. Все пули в обойме — он ни разу не выстрелил.

С обеих сторон дороги тянутся убранные поля. Под голубым лунным светом они кажутся серебряными. В траве по обочинам торопливо, словно перегоняя друг друга, стрекочут кузнечики. Прислушиваясь к ним, Василий Иванович возвращается к мыслям о Чуме. Как просто было воевать с немцами и австрийцами. Каждый солдат знал, в какой стороне находится враг. А вот сейчас он может сидеть с обрезом в любой хате и незаметно продвигаться к Святополю.

Василий Иванович придержал коня, доехав до развилки дороги.

— Стой! Эта дорога на хутор Ярощука ведет. Проверить надо. Чума любит своих бойцов по хуторам прятать.

Всадники остановили лошадей, закурили. Рябоконь оказал:

— Дорогу под наблюдением держать зорко. Ждите меня здесь. Олег, айда со мной! В случае чего три выстрела дам подряд.

Василий Иванович повернул коня на левую дорогу, что поуже. Следом за ним поскакал Олег.