Гибель отложим на завтра. Дилогия - [82]

— Подожди благодарить, я еще не решила.

Служанка, не обращая внимания на эти слова, продолжила осыпать руку Лиммены благодарными поцелуями.

«А что, это мысль, — подумала царица, — я отдам Айна Рэме, рано или поздно ему придется подчиниться, он превратится в обычного раба, и я сразу же освобожусь из-под его проклятой власти».

Эта мысль немного успокоила Лиммену, и раздумья ее перенеслись на Отерхейн. Что-то там выяснит Ниррас?

* * *

До этого дня Аданэю не приходилось бывать в покоях советника, а потому его удивила скромная, скорее даже скупая обстановка комнат. По всей видимости, Нирраса, бывшего воина, не интересовала внешняя роскошь, коей были так привержены знатные люди Илирина. Комнаты его казались полупустыми, а мебель — простой и незамысловатой. В углу беспорядочной кучей валялись какие-то записи и карты. Складывалось впечатление, будто советнику безразлична окружающая обстановка — было бы место, где провести ночь и принять пищу.

— У меня здесь толстые стены и дверь, — бросил Ниррас, — нас не должны подслушать. Иди сюда, садись.

Советник указал Аданэю на скамью рядом с собой и продолжил:

— Сегодня на утреннем совете кое-что случилось. Нужно обсудить. Но сначала ответь мне, щенок, почему ты ничего не рассказал о зериусе и о своей новой легенде? О том, что теперь ты у нас, оказывается, не раб с детства, а сын отерхейнского советника?

— Щенок просто не подумал, что история с зериусом так уж важна, — огрызнулся Аданэй. — К тому же Вильдерин дал мне противоядие.

— Да-да, я сам должен был подумать об этом. Но я даже предположить не мог, что царице взбредет в голову поить им какого-то раба. Надо же, из-за такой ерунды могли рухнуть все наши планы! Но повезло, слава Богам, повезло!

— Постой… Ты сказал — царице? Это что, она приказала?

— Да, но теперь это неважно. Что насчет легенды?

— Мне просто пришлось. Выхода не было. Она начала догадываться. Я не успел рассказать тебе.

— Надеюсь, ты мне не лжешь, — угрожающе процедил Ниррас, сверкнул недобрым взглядом в сторону Аданэя, но тут же сменил интонацию, и голос его зазвучал спокойно:

— Именно из-за своего вранья ты сейчас находишься здесь. В общем-то, если все сделаем правильно, оно обернется нам на пользу. Но теперь тебе придется быть куда осторожнее, чем раньше: царица говорила о тебе на совете, и все советники, в том числе и наши недруги, узнали о твоем существовании.

— На совете? Обо мне?

— Да. Она решила, что тебе известны имена выживших мятежников. Вот и приказала мне расспросить тебя. И пытать, если не расскажешь. Так что вспоминай.

— Кого вспоминать, советник? — ухмыльнулся Аданэй. — Ведь я всю жизнь был рабом, разве нет?

Ниррас вскинул на него взгляд, помолчал и осторожно выговорил:

— Ты так сказал нам с Гилларой.

— Но ведь тебе известно, что я солгал, не правда ли? Известно, кто я такой на самом деле?

— Почему ты так думаешь?

— Я знаю, а не думаю. И к чему притворство, Ниррас? Разве у нас не общая цель?

— Хорошо… хорошо, — сдался советник, — ты прав. Пусть знаю. А теперь давай по делу, ладно? Имена.

— Я могу назвать только тех, кто поддерживал меня до того, как Элимер стал кханом. Но я понятия не имею, не превратились ли они в его верных подданных. Я вообще не знаю, что с ними сейчас и где они.

— Понимаю. Но мне нужно хоть что-то. Мы ведь не можем позволить, чтобы тебя пытали, верно? Иначе ты выболтаешь то, что приведет на плаху всех нас.

— Ты будешь записывать?

— Да. Говори.

Ненадолго задумавшись, Аданэй начал перечислять своих былых сторонников. Ниррас записывал долго и скрупулезно, терпеливо вытягивая из него все подробности их жизни, характера и слабостей.

— Чего царица хочет добиться? — спросил Аданэй советника, когда тот закончил записывать. — Междоусобицы в Отерхейне?

— Верно.

— Неплохая идея. Но ее непросто будет осуществить.

— Междоусобица начнется сама собой, когда в Илирине появится новый царь, а в Отерхейне об этом узнают, — усмехнулся Ниррас и добавил: — Если, конечно, этот новый царь действительно появится — что во многом зависит от тебя. Поэтому спрошу: как дела с царицей?

— Увы, никак. Кажется, я ей не нравлюсь.

— Почему ты так решил?

Аданэй с досадой вздохнул.

— А как еще прикажешь думать? Сначала она захотела отдать меня своей Рэме, потом приказала высечь. А из-за вранья Рэме я едва не получил пятьдесят ударов вместо десяти. Но царице шалость служанки, видимо, показалась забавной, она смеялась. А потом потребовала, чтобы я унижался, вымаливая прощение! Я и смерти-то избежал только благодаря защите Вильдерина. Правда, в конце нашей с Лимменой беседы мне показалось, будто она смягчилась. Я даже подумал, будто ее сразило мое бесподобное обаяние, — Аданэй усмехнулся. — Но в следующие дни, когда мы сталкивались, она даже не смотрела на меня, словно я пустое место.

Ниррас погрузился в размышления, а когда вынырнул из них, то проговорил не очень уверенно:

— Мне показалось странным, что Лиммена на совете вообще показала свою неприязнь к тебе. Я еще тогда подумал: ты — не первый раб, который проявил неповиновение. Во дворец Эртины попадали разные люди. Иногда и мне приходилось наблюдать потрясающие истерики. Но царицу они никогда не волновали. Да, она приказывала высечь непокорных, но тут же о них забывала. И уж точно никогда раньше не требовала от виновных покаяния — у царицы Илирина есть занятия поважнее. А с тобой, как я понял, она имела некую беседу. Похоже, чем-то ты ее все-таки заинтересовал. И сдается мне, интерес ее вызван не только твоим благородным происхождением. Бывших господ здесь и без тебя немало. И еще… как мне доносят, последнее время она не приглашает к себе Вильдерина. Кстати, как поживает ваша лживая дружба? Мальчишка верит тебе?