Гибель отложим на завтра. Дилогия - [277]

Видольд поднял руку и пальцами дотронулся до лба кхана. Тот не отреагировал. Он и не мог, он не чувствовал ничего.

«Я даю тебе силы, — прошептал Видольд, почти не шевеля губами. — Я даю тебе силы плакать и чувствовать боль. Мальчик, я даю тебе силы жить».

Вся боль мира обрушилась на Элимера. Казалось, она заполнила пустоту очей. Казалось. А на самом деле переполнила. Ее оказалось слишком много, слишком невыносимо много, и она хлынула через край.

И вот — Великий Кхан Великого Отерхейна, жестокий завоеватель, гроза подданных, катался по земле и рыдал подобно ребенку — громко и заунывно.

— Идем, Кхан, — хмуро обратился к нему Видольд, как только слезы Элимера иссякли, и он вновь погрузился в молчание. — Идем, нам пора. Еще есть дела.

— Ничего нет. Никаких дел больше нет, — голос его осип, его с трудом получалось расслышать. — Все неважно.

Помолчав, он добавил:

— Мы с братом так по-разному начинали, а пришли к одному и тому же. Насмешка Ханке. Мы оба все потеряли.

— Не будь безмозглым дутлом, Кхан! — прикрикнул Видольд. — Это твой брат все потерял. С него сейчас и впрямь нет никакого спроса. А вот ты обязан подумать о сыне! Но ты даже не вспомнил о нем!

Элимер вкинул взгляд на телохранителя:

— Мой сын. Таарис! Он жив? Ты что-то знаешь?

— Он жив. Потому и говорю: пора идти.

— Но куда… — простонал Элимер. — Где искать… как найти? — схватившись за голову, он зарычал. — Куда идти?!

— Иногда, Кхан, нужно просто встать и пойти. Сделать шаг. А там — видно будет. Давай! Поднимайся, сожри тебя Ханке!

И Элимер послушал. Покачиваясь, он встал с земли и нетвердой походкой направился к коню.

— Вот и хорошо, — пробормотал Видольд.

* * *

Уже не один час они ехали по пыльной дороге, окруженные растущей вдоль нее приветливой зеленью, согретые ласковыми утренними лучами. Но Элимер всего этого даже не замечал. Опустив голову, он ссутулился в седле словно раненый, предоставив Видольду самому выбирать путь. Лишь ближе к вечеру оторвал он взгляд от дороги и, безучастно посмотрев на воина, спросил:

— Куда мы едем?

— Навстречу твоему сыну.

— Мы даже не знаем где он…

— Я знаю.

Вот теперь в глазах Элимера полыхнула искра жизни.

— Где?!

— В руках одной крестьянской девчонки. Она уже покинула разрушенную деревню и движется, чтобы вернуть тебе сына. Так она обещала Шейре перед ее смертью.

— Шейра… — голова его вновь опустилась. — Как она умерла?

Видольд помедлил секунду, словно раздумывая, но потом осторожно ответил:

— Как и многие — под руинами. Случайность. Стихиям безразлично кого убивать, а кого миловать.

— Умерла, ненавидя меня…

— Не ной! Айсадка тебя любила. Она жалела о своем побеге. Потому и просила вернуть тебе Таариса.

— Эта крестьянка… как она меня найдет? Она не знает, куда идти.

— Не знает. Но всякий раз выбирает нужную дорогу, нужный поворот. Я веду ее. Она думает, что движется по наитию. Но разбойники сходят с ее пути, а люди, готовые помочь, наоборот встречаются. Она идет навстречу нам, мы — ей.

Подозрение родилось в глазах Элимера, когда он пристально посмотрел на воина.

— А откуда ты вообще все это знаешь? Ты говорил, что ты слабенький колдун… Но то, что ты знаешь и делаешь, вряд ли под силу даже Тардину.

Видольд недовольно поморщился:

— Думал, что ты в твоем состоянии не заметишь противоречия… Недооценил я тебя… Что ж, — он помедлил и усмехнулся. — Просто красоваться лишний раз не хотел. Вот и слукавил. Но раз уж ты все равно меня раскусил… Да, я не слабее Тардина. Однако находись он здесь, тоже мог бы вести эту крестьянку. Ну, извиняй, в общем.

— Помоги мне найти сына, и я все тебе прощу! — воскликнул Элимер.

— Э, Кхан, а я, по-твоему, что сейчас делаю?

— Почему ты упорно величаешь меня кханом? — устало и даже раздраженно спросил он. — Отерхейн разрушен, Илирин тоже. Какой я теперь кхан?

— Никакой, это верно. Придется тебе вновь им стать. Так что приходи в себя! Шейру не вернуть. Но сыну ты обязан передать Отерхейн. Так что заберешь Таариса, восстановишь страну, а вот потом погружайся в пучину страданий — слова не скажу.

— Ты издеваешься, Видольд?! — нервически рассмеялся Элимер. — Восстановить Отерхейн?! Как ты это представляешь? Думаешь, стоит мне там появиться, все падут ниц и возопят «Повелевай»? И раньше-то постоянно мятежи вспыхивали…

— Раньше меня тобой не было. Ну, настоящего меня. Наделенного некоторыми…хм… способностями. Да ладно тебе, Кхан, что-нибудь придумаем, не первый раз!

Элимер снова с подозрением воззрился на бывшего телохранителя:

— Кто ты, Видольд?

Тот, нимало не смущаясь, ухмыльнулся:

— Надоел ты! Я уже ответил: колдун. Обычный, хоть и неслабый. Больше мне нечего добавить.

Неизвестно, поверил ли Элимер этим словам, но возражать не стал, вновь погрузившись в себя.

И вот еще сутки. И еще двое. И благостные земли княжества сменились руинами Илирина, что некогда прозывался Великим. На одной из разрушенных дорог всадники остановились и застыли, завидев вдалеке маленькую женскую фигурку с ребенком на руках. Она стояла неподвижно, разве что робко переминалась с ноги на ногу.

Кайла замерла, пытаясь угомонить Ирейху, который вдруг разбаловался, норовя потянуть ее за волосы, и что-то лепетал на своем детском наречии. Она замерла, потому что в отдалении увидела двоих всадников и не знала, чего ждать от них и куда прятаться. Но пока она раздумывала, двое почти одновременно сошли с коней, и один из них скорым шагом бросился к ней. Кайла уже хотела развернуться и бежать, но в ее голове прозвучал властный голос: