Гибель отложим на завтра. Дилогия - [204]

— Что происходит? — требовательно вопросил телохранитель. — С кем это вы болтаете? — и взгляд его выхватил из темноты освещенный луной силуэт кхана.

— Кто это? — резко спросил он воинов, неуловимо напрягаясь и хватаясь за рукоять меча.

— Рест, это я, — откликнулся Элимер, довольный, что смехотворная ситуация наконец-то разрешилась.

— Кхан?! Но как… Как такое возможно?!

— А я откуда знаю? — фыркнул Элимер, двигаясь навстречу Ресту. — Я проснулся, а здесь все реагируют так, словно призрака увидели. Что происходит? Что со мной было?

— Повелитель! — теперь в интонации прозвучала радость. — Тебя ранили, мы уже и не надеялись на твое выздоровление! Это чудо! Сами Боги оберегают тебя.

— Может и так. Но идем, Рест, отведи меня к Видольду, если уж никого из моих военачальников здесь нет.

— Слушаюсь, мой Кхан, — отозвался воин.

Элимер, уже не обращая внимания на двоих дозорных, что стояли с вытянувшимися лицами, пошел следом за Рестом. Однако стоило поравняться с ними, как он услышал осипший от волнения голос:

— Великий Кхан! Прости, не признали, едва не убили! Если прикажешь… мы наказание понести согласные…

— Едва не убили, — хмуро бросил Элимер, — но «едва» в расчет не берем. Вы разозлили меня, вынудили прождать столько времени, но похвалы вы заслуживаете скорее, чем наказания. На моем месте действительно мог оказаться предатель, подкупленный врагами. Излишняя осторожность всегда лучше, чем ее недостаток. Идем, Рест, — обратился он уже к телохранителю.

А воины, невнятно пробормотав какие-то слова благодарности, остались на месте, все еще не в силах уложить в голове, что их не только не наказали, а еще и отметили. Вот и пойми правителей этих. То кхан, согласно слухам, казнит за одно неосторожное слово, а то, как сейчас — хвалит, хотя они приняли его за лазутчика.

От всеобщей суматохи и криков потрясения Элимера спасло лишь то, что воины из Шеске и Урича действительно не знали его в лицо. Зато охранная дружина после минутного оцепенения разразилась восторженным ревом.

— Я рад вас видеть, — ответил кхан, взглядом отыскав Видольда, на лице которого царили смешанные чувства опасливого и радостного изумления.

Скоро и остальные воины обо всем узнали — удивительная весть передавалась из уст в уста, и в лагере, разбитом вокруг деревни, не осталось спящих. Проснулись все, и теперь только и слышно было, что о правителе и его чудесном выздоровлении. Поднялись и поселяне. Еще бы, хоть раз в жизни взглянуть на живого кхана, который, к тому же, поселился в их деревне — будет, чем похвастать перед соседями из окрестных деревень.

Впрочем, все это Элимера не волновало. Когда он отозвал Видольда к отдельному костру, никто не решался их отвлекать. Разве что один раз кто-то из воинов поднес повелителю еды и браги, что оказалось кстати: Элимер уже успел проголодаться.

— Ну, Кхан, я потрясен! — воскликнул Видольд. — А я уж думал — все! Еще чуть-чуть, и отправишься с предками беседы вести. Прикидывал, когда начинать выть и волосы на себе рвать от горя и этого, как его, чувства вины.

— Видольд, иногда мне кажется, что ты будешь зубоскалить даже у моего погребального костра.

Видольд исподлобья стрельнул глазами и вдруг замолчал, угрюмо уставившись на кхана. Понятно, отчего воины дали ему прозвище «Жуткий». Видольд действительно выглядел пугающе: волосы, чернее ночи, чернее вороновых перьев, глаза, в которых зрачок сливался с радужкой, и жесткое лицо, выражающее скрытую угрозу всякий раз, когда телохранитель переставал насмешничать. И движения — обманчиво плавные, неторопливые: так движется хищник, выслеживающий добычу. Элимер словно заново узрел бывшего разбойника. Увлеченный наблюдениями, он не сразу обратил внимание на прожигающий его взгляд угольно-черных глаз, отражающих пламя костра. По спине пробежал холодок, но кхан поспешил отогнать наваждение. Ведь перед ним стоял всего лишь привычный Видольд. Горец, некогда разбойник, ныне — телохранитель: циничный, жестокий в бою, как и полагается воину и мужчине — но не более. А тот вдруг заговорил:

— Прости, Кхан. Красивых слов я говорить не умею, вот и остается шутки шутить. Оно как-то привычнее. А я ведь и впрямь готов был волосы на себе рвать. Боялся, ты не выживешь. По моей вине. Это ж ты меня выручать бросился, когда тебя ранили. А телохранитель-то я, а не ты. И как бы сказать… Ну, в общем — до смерти не забуду.

— Я знаю, Видольд, — вымолвил Элимер, — я знаю. Но я жив, так что забудь пока о чувстве вины. Сейчас гораздо важнее то, что творится с моей Империей. Расскажи. Думаю, тебе известно больше прочих. Кстати, а почему ты не участвуешь в схватке за Антурин?

— Ну так… я ж это, телохранитель твой, а не воин этельда, — пожал плечами Видольд, вернувшись к привычной интонации.

— Понятно. А теперь скажи мне все: что со мной случилось, почему люди едва верят в мое выздоровление? И главное, где сейчас мое войско и что делает?

— Да что тут рассказывать. Ранило тебя, дротом пронзило. И, Кхан, смертельно ранило ведь, — он помедлил. — Ты уж поверь, я не первый раз такие раны вижу. А ты — еще утром при смерти, а ночью — здоров. Знаешь, ощущение странное, — Видольд понизил голос, — будто вытянул тебя кто. Вот прямо из того мира вытянул. Иначе я теряюсь в догадках, как ты выжил. Может, Тардин? Он все же колдун.