Гибель Лю Шаоци - [47]

Лю Шаоци пришел к мысли о том, что в борьбе за выживание хотя бы своих потомков необходимо идти на все и в борьбе против своих мучителей нельзя руководствоваться собственными или общепринятыми моральными принципами; он был убежден, что, если есть хоть какая-то возможность в конечном счете уйти от преследований Мао Цзэдуна и его приспешников, ее необходимо использовать, невзирая на нарушение привычных норм нравственности. Поэтому Лю Шаоци и приказал своим детям послать в адрес партии Мао Цзэдуна письменные заявления о том, что они отрекаются от своих родителей как контрреволюционеров. Таким образом, выполнялись требования, которые в то время обычно предъявлялись группами по особым делам к родственникам политических обвиняемых.

В борьбе против несправедливости Лю Шаоци пошел на этот шаг не потому, что он «признавал» то, в чем его обвиняли Мао Цзэдун и члены его «штаба» — Чжоу Эньлай, Кан Шэн, Цзян Цин, Линь Бяо, Чэнь Бода и другие, а потому, что знал, что эти его слова будут переданы его детям. Он посылал им последнюю весточку. При этом подразумевалось, что Лю Шаоци завешал им при власти Мао Цзэдуна действовать по принципу: с волками жить — по-волчьи выть. Иначе говоря, Лю Шаоци давал понять своим потомкам, что в бесчеловечных условиях главное для человека — сохранить свою жизнь. Это свидетельствовало о том, что Лю Шаоци, особенно когда речь шла об отношении к человеку, к людям, продолжал придерживаться принципов, абсолютно не совпадавших со взглядами Мао Цзэдуна. Человечность против бесчеловечности — вот в чем было коренное отличие между позициями Лю Шаоци и Мао Цзэдуна.

После того как Лю Шаоци полностью изолировали и лишили свободы, т. е. начиная с августа 1967 г., его тюремщики стали подчиняться одному из активных организаторов «культурной революции» в Пекине, председателю ревкома университета Цинхуа, политработнику НОАК Чи июню. Он приказал своим подручным не охранять Лю Шаоци, а надзирать за ним, не проявляя никакой жалости[128].

В это время внешне ситуация выглядела так, как будто бы сами «революционные массы», сам «народ» в лице своего представителя Чи июня, одного из руководителей новых органов власти, созданных в ходе «культурной революции» как бы по инициативе самих «масс», взял под стражу, ограничил свободу Лю Шаоци — председателя Китайской Народной Республики и члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, а Мао Цзэдун и его подручные были только вынуждены считаться с «волей» китайского народа. Вместе с тем практически все люди, вернее, все сотрудники спецорганов, которые находились в доме Лю Шаоци и вокруг него, были все теми же работниками обслуживающего персонала ЦК КПК, которые и до этого выполняли приказы руководства ЦК КПК, Мао Цзэдуна и находились на военной службе. Иначе говоря, государственные или государственно-партийные служащие продолжали осуществлять все действия в отношении Лю Шаоци, т. е. именно они захватили его и держали под стражей.

Изощренное лицемерие всей акции состояло в том, что Лю Шаоци формально не был заключенным. Вопрос считался «внутрипартийным», и расследовала его группа по особому делу Лю Шаоци, также созданная внутри партии.

В КПК существовал определенный порядок заведения особых дел и формирования групп по особым делам, а именно дел членов партии, которых обвиняли в антипартийных действиях и в предательстве родины. Вероятно, в период после образования КНР до «культурной революции» такие группы по особым делам находились, по крайней мере формально, в ведении организационного отдела ЦК КПК.

Известно, что в 1966 г. с началом «культурной революции» группы, расследовавшие такого рода особые дела, были выведены из подчинения организационному отделу ЦК КПК (сам этот орготдел во главе со своим руководителем Ань Цзывэнем, который много лет работал под непосредственным руководством Лю Шаоци, попал в жернова маоцзэдуновской «культурной революции», многие его работники подверглись репрессиям и были замучены). Они находились в прямом ведении Кан Шэна, который к началу «культурной революции» занимал пост кандидата в члены Политбюро ЦК КПК, затем члена Политбюро и, наконец, члена Постоянного комитета Политбюро партии.

По предложению Кан Шэна или по собственной инициативе Мао Цзэдун лично принимал решение о заведении особого дела, о создании группы по особому делу того или иного руководителя. Судьбы руководителей страны фактически определяли два человека: Мао Цзэдун — высший руководитель партии и Кан Шэн — глава репрессивного аппарата партии и государства. При этом решающее слово было, безусловно, за Мао Цзэдуном, Именно он принимал решения о том, какой должна быть судьба того или иного руководителя. Кан Шэн был всего лишь исполнителем воли Мао Цзэдуна, хотя самым высокопоставленным.

Работа по созданию групп по особым делам, по заведению самих особых дел находилась вне ведения организационного отдела ЦК КПК; начиная с 1966 г. до самой своей смерти, иначе говоря в течение почти 11 лет, Мао Цзэдун карал и осуществлял репрессии совершенно бесконтрольно, без санкции соответствующих государственных органов и без ведома коллективных органов руководства партией. Лишь весной 1979 г. организационный отдел ЦК КПК, выполняя решение о необходимости пересмотра особых дел в целях нормализации обстановки, принятое на III пленуме ЦК КПК 11-го созыва в декабре 1978 г., вновь приступил к этой деятельности