Гибель Лю Шаоци - [28]

После ужина Лю Шаоци принес из кабинета Конституцию КНР и, позвав дочь и сына, строго сказал: «Нельзя производить обыски в домах; избиения — это нарушение Конституции страны. Я — председатель Китайской Народной Республики и должен нести ответственность перед Конституцией!»[55].

Лю Шаоци ощущал себя гарантом Конституции КНР. Формально он тем самым выступал лишь против методов «культурной революции», но эти методы отражали ее сущность. Мао Цзэдун посягал на Конституцию страны, а Лю Шаоци защищал ее. Пусть Конституция существовала лишь на бумаге, но даже провозглашение верности Конституции КНР, само подтверждение ее положений оказывалось выступлением против планов Мао Цзэдуна. Он беззастенчиво демонстрировал стремление бесконтрольно распоряжаться властью. Структура власти при социализме Мао Цзэдуна — это механизм распоряжения жизнями людей по воле вождя и помогающего ему слоя политических чиновников.

Лю Шаоци, по крайней мере хотя бы формально, делал шаг в сторону демократии и цивилизации. Мао Цзэдун был против этого даже по отношению к основному закону государства, да и вообще к понятию законности, когда речь шла о его лидерстве в партии и в стране. Мао Цзэдун — это беззаконие, это власть без ответственности. Лю Шаоци пытался, даже при Мао Цзэдуне — высшем руководителе, верховном вожде, защищать хотя бы некоторые законные и демократические нормы, которые, будучи сохраненными хотя бы формально, в дальнейшем могли стать основой для развития демократии и упрочения законности в стране.

Лю Шаоци также старался сохранять добрые традиции китайской культуры. Он не желал, чтобы Мао Цзэдун и его политический механизм управления партией и страной отнимали у него детей. Их участие в антиконституционных действиях, в политической кампании, начатой Мао Цзэдуном, отрывало их от отца, от матери, разрушало семью, расшатывало уважение младших к старшим, детей к родителям.

Так углублялся и проявлялся конфликт Лю Шаоци с Мао Цзэдуном и властными структурами, которые действовали в соответствии с его желаниями. Лю Шаоци, конечно же, сознавал, что неучастие его детей в деятельности молодежных революционных организаций создаст трудности для них, да и непременно отразится на его судьбе. И тем не менее он все-таки боролся за детей, отстаивал свою принципиальную позицию, по крайней мере у себя дома, в своей семье. Очевидно, ему становилось все более ясно, что «культурная революция» Мао Цзэдуна, все ее методы, вся ее сущность никак не вписывались в то, что он считал допустимым.

В Чжуннаньхае, как и по всей стране, вывешивались дацзыбао с «разоблачениями преступлений» руководителей партии и государства. Механика появления таких материалов была для Лю Шаоци очевидна: подобные сведения хранились только в партийных архивах, следовательно, Мао Цзэдун дал санкцию на то, чтобы, в обход и «КПК, в обход Лю Шаоци и других руководителей партии, эти материалы передавались вожакам молодежных организаций с указаниями размножить и распространить их для сведения населения страны. Мао Цзэдун намеренно раскрывал некоторые секреты партии и таким образом дирижировал ходом политической борьбы внутри партии, чтобы выгораживать себя и снижать в общественном мнении авторитет своих политических противников, а также всех тех, кого он относил к категории таких людей.

Это не могло оставлять Лю Шаоци равнодушным. Он пришел в особое волнение, когда прочитал грубые выпады в адрес члена Постоянного комитета Политбюро, председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей маршала Чжу Дэ, а также ветеранов партии Кан Кэцин (супруги Чжу Дэ) и председателя Всекитайской федерации женщин Пай Чан. В связи с этим Лю Шаоци сказал: «Так продолжаться больше не может»[56].

Он размышлял, пытаясь вложить в привычные для себя рамки и нормы то, что происходило у него на глазах. При этом разум и логика подводили Лю Шаоци к крушению его прежних представлений; в то же время совместная деятельность с Мао Цзэдуном и другими руководителями партии тесными узами связывала его с прошлым. Лю Шаоци потерял покой и сон, еще больше похудел. Очевидно, пытаясь получить дополнительные сведения о том, в чем же его обвиняют, Лю Шаоци по своей инициативе выразил желание послушать мнение о себе людей, которые долгие годы работали в его аппарате, — телохранителей, повара, шофера и др. Когда все они собрались, Лю Шаоци обратился к ним с такими словами: «Великая культурная революция только началась. Я был очень занят и до сих пор не имел случая выслушать вас. Сейчас я надеюсь, что вы откровенно выскажете все, что у вас накопилось…»

Своим шагом Лю Шаоци поставил этих людей, как, впрочем, ранее и своих детей, в весьма затруднительное положение. Несомненно, что о его разговорах дома, в кругу семьи, а также о его желании побеседовать с прикрепленными к нему работниками аппарата ЦК партии тут же становилось известно и компетентным органам, т. е. там, «где надо», и, естественно, Мао Цзэдуну. Обслуживавший персонал, вероятно, получил соответствующие инструкции, и люди говорили в основном то, что считали нужным довести до Лю Шаоци Мао Цзэдун и его приверженцы. Кроме того, они были также обеспокоены судьбой своих близких и своей собственной карьерой и судьбой.