Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - [7]

Шрифт
Интервал

Освобожденье

Душе дано на грани сна
Слиянье яви и дремоты:
Последний вздох мирской заботы
И воли первая волна,
Чтоб в озареньи, мимолетно,
Еще в земном, могла она
Постигнуть счастье — стать бесплотной.

«Одна пустая жизни шалость…»

Одна пустая жизни шалость, —
И счастья нет… В последний раз
Гляжу я в глубь любимых глаз:
В них — злая мука, в них — усталость,
В них — покоренность… И остра
На сердце трепетная жалость
К тебе, подруга и сестра.

«Вдали от грохота и клика…»

Вдали от грохота и клика,
От пьяных жизнью площадей,
Стою с толпой чужих людей —
Им близкий сердцем горемыка —
В тени у страшного Креста,
И всепрощающего Лика
Душе понятна красота.

В пути

В лугах змеится след тропинок;
Лес золотой горит красой;
Дрожит заката луч косой
В осенних нитях паутинок;
Звенит река, зовут холмы…
И я полям, как Божий инок,
Слагаю светлые псалмы.

«Стремлюсь, робея, в мир желанный…»

Стремлюсь, робея, в мир желанный
Твоей души, открытой мне,
И труден в яркой новизне
Мой путь загадочный и странный.
Так правоверный, трепеща,
Чрез бездну в рай обетованный
Идет по лезвею меча.

«Апрельский день на небосклон…»

Апрельский день на небосклон
Взошел мерцанием печальным…
Но вот — приветствием пасхальным
Церквей ударил перезвон,
И сразу свет блеснул в завесе
Туманной мглы… Со всех сторон
Лучи поют: «Христос воскресе!»

«Гудок протяжный паровоза…»

Гудок протяжный паровоза,
Тревожный зов издалека,
Прорезал тишь… И вновь тоска
В душе, как старая заноза:
О прошлом дум не превозмочь,
А за окном, в цветах мороза, —
Враждебно-чуждая мне ночь…

«Я не комок бездушной глины…»

Я не комок бездушной глины, —
Я сам ваятель: жизнь свою
Творю я сам и создаю
Себе то радость, то кручины
Своею собственной рукой —
Хозяин полный и единый
Мне Богом данной мастерской.

«Разлуки ночь. Восторг лица…»

Разлуки ночь. Восторг лица
И блеск очей… Глядя в глаза мне,
Ты взором в сердце, как на камне
Огнем пророческим резца,
Неизгладимо начертала:
Любовь — как жизнь; ей нет конца
До оправдания начала.

«В далекой песне над рекой…»

В далекой песне над рекой
Мне что-то слышится родное,
Как будто я в полдневном зное —
Не раз слыхал напев такой
И словно жил — когда-то, где-то —
Его разгулом и тоской
В других местах, в иное лето.

«При корне дерева — секира…»

При корне дерева — секира,
Над трупом — крик вороньих стай,
И смерть сбирает урожай,
Как дань с подвластного ей мира;
А мы кипим избытком сил
И рвем цветы в венки для пира
С чужих бесчисленных могил.

«Ночь веет над росистым лугом…»

Ночь веет над росистым лугом
И тихо спящею водой;
Меж тучек месяц молодой
Ныряет острогрудым стругом,
И в бледной мгле летунья-мышь
Беззвучно чертит круг за кругом.
В тумане дали… в далях — тишь.

Разрыв

Усилий тщетных проволочкой
Любви изжитой я не спас:
Ты отошла. И в поздний час
В письме последнем беглой строчкой
Я на смерть прошлое обрек…
В золе камина красной точкой
Погас дотлевший уголек.

Мгновенье

Бессонно хором звонких струнок
Трещат цикады в тишине;
И нов, и странен при луне
Деревьев спутанный рисунок;
Как искры, блещут светляки,
И беглый трепет полулунок,
Дрожа, скользит в струях реки.

В разлуке

Разлуки срок судьбой отмерен,
И радость встречи далека;
Но сердцу сладостна тоска:
Я тихим снам о счастьи верен,
И светел грез лучистый клад,
Как в мгле задумчивых вечерен
Мерцанье ласковых лампад.

«В молчащем озере глубоко…»

В молчащем озере глубоко
Отражены лучи светил:
Их вечер летний засветил,
Как грезы, в глади одинокой;
И, их призывом пленено,
Земли задумчивое око
В покой небес устремлено.

«Не пой по сердцу панихид…»

Не пой по сердцу панихид:
Пусть спит в покое снов безгрезных,
Одето в жемчуг капель слезных,
В опалы счастья и обид,
В рубины страсти и безумий…
Так средь сокровищ пирамид
Бесстрастен отдых царских мумий.

«Рукой бесстрастной кости мечет…»

Рукой бесстрастной кости мечет
Судьба, бессменный банкомет;
Несчастье — нечет, счастье — чет,
Сегодня — чет, а завтра — нечет…
Играй! Не бойся, — прост расчет:
Ведь жизнь твой проигрыш залечит,
А смерть и выигрыш возьмет.

«Из прошлой светлой красоты…»

Из прошлой светлой красоты,
Цветов, бокалов в кольцах пены
И пестрых грез мгновенной смены
Что сохранило, сердце, ты
Для настоящего утехой?
В ответ — из гулкой пустоты
Одно насмешливое эхо.

«Холодный дождь туманит стекла…»

Холодный дождь туманит стекла
И в слезных сумерках больней
Тоска по грезам прежних дней;
Померкла жизнь, душа поблекла…
Оставь же! Счастья не пророчь:
Там впереди, как меч Дамокла,
Лишь неминуемая ночь…

«За весла! В путь! — Скорей отчаль…»

За весла! В путь! — Скорей отчаль:
Здесь зыби вод завороженных
Под сенью ив настороженных
Темны, как мертвенная сталь;
А там — серебряной дорогой
Река блестит… живет. И даль
Полна легенд луны двурогой.

«Мгновенья гибнут; каждым взмахом…»

Мгновенья гибнут; каждым взмахом
Их косит маятник. И счет
Смертей безропотных живет
В душе отчаяньем и страхом:
Былое — ряд могильных плит,
Надежд венок — развеян прахом…
Жить вновь? Но… маятник стучит…

«Закат грустит, еще алея…»

Закат грустит, еще алея
Над засыпающим прудом;
Угрюм и тих примолкший дом;
Уныла старых лип аллея;
Тоскою дышит листопад…
И сам принес родной земле я
Осенних грез печальный клад.

«Мы не клялись. Но мог едва ль…»

Мы не клялись. Но мог едва ль
Быть расставанья миг правдивей:

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Лебединая песня

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов - автор многочисленных стихотворений (прежде всего - в жанре полусонета) и грандиозной поэмы "Гибель Атлантиды" (1938), изданной в России в 2008 г. В книгу вошли не изданные при жизни автора произведения из его фонда, хранящегося в отделе редких книг и рукописей Библиотеки Колумбийского университета, а также перевод "Слова о полку Игореве" и поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей "Возрождение".


Рекомендуем почитать
Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.