Героиня второго плана - [13]

– Почему не стал бы? Не любишь со всем этим возиться? – спросила она.

– Что значит, люблю, не люблю? Если надо, сделаю, – пожал плечами Арсений. – Но здесь в этом необходимости не было никакой. Хозяйка в квартире почти не жила, отделка была дизайнерская, хороша ли, плоха ли, но новая.

– Тогда зачем ей понадобилось все переделывать? – удивилась Майя.

– Она мне казала, что любит делать ремонт. Чувствуешь, сказала, что жизнь не стоит на месте.

– О господи! – Майя засмеялась. – Каким же болотом должна быть ее жизнь, если она такую мороку невыносимую считает движением!

– Жизнь у нее как раз довольно бурная, – сказал Арсений. – Она какая-то крупная чиновница, и ее прихватили на взятках. Видимо, неправильно поделилась. Хотя эти подробности меня интересовали только потому, что квартиру она продавала срочно, прямо в разгар ремонта, и на ее спешке мне удалось прилично сбить цену.

Разговаривая таким образом, они прошли по ободранному коридору в дальнюю комнату. Здесь стены уже были оклеены новыми обоями – такими, поверх которых наносится краска, – и висела минималистская люстра из блестящего металла и прозрачного стекла. Из мебели в комнате была только узкая, напоминающая раскладушку кровать.

– Надо было пригласить тебя в гостиницу, – сказал Арсений. – Но я не решился.

– Почему?

Кровать стояла у самого окна – высокого, полукруглой формы. Майя подошла к нему, остановилась. Арсений стоял у нее за спиной, она не оборачивалась. Он был для нее сейчас только голосом.

– Подумал, что ты неправильно меня поймешь и откажешься. А этого мне не хотелось.

Он замолчал. Потом шагнул к Майе. Она по-прежнему не оборачивалась, но теперь он был уже не только голосом, но и руками на ее плечах, и губами, прикоснувшимися к ее затылку.

– Никогда не видел, чтобы женщины закалывали волосы шпильками, – сказал он. – Я думал, это осталось в девятнадцатом веке.

– Нет, почему же? Моя бабушка тоже шпильками закалывала. А это был уже вполне двадцатый век. И шпильки это ее.

Трудно было вот так разговаривать, когда его дыхание касалось ее шеи, а его руки – ее груди, и особенно когда он прихватил и сжал губами мочку ее уха. Он не изменился – его желание по-прежнему было направлено на нее, и холод его губ не изменился тоже, и так же этот холод будоражил Майю, все у нее внутри переворачивал.

В ее коктейльном платье спина была открыта очень глубоко. На плечи при этом набрасывалась накидка из органзы бургундского цвета, модного в этом сезоне. Она постаралась выглядеть сегодня наилучшим образом.

– Не знаю, умела ты нитку заправлять или нет, но одежда у тебя потрясающая, – сказал Арсений.

Слова были обычные, но произнес он их так, как можно было, в Майином представлении, сказать только «я тебя хочу».

– Почему? – так и не обернувшись, спросила она.

– Ткань эта… Прозрачная, а под ней спина голая. Возбуждает страшно. И подол еще. Когда ты шла… Я очень тебя хотел весь вечер.

Все-таки она правильно почувствовала, что он хочет сказать на самом деле. И странно, что не почувствовала этого сразу, когда шла через ресторанный зал к столику, а он смотрел на ассиметричный подол над ее коленями.

Арсений снял с Майи накидку и стал целовать ее голую спину. Она всегда боялась щекотки, но сейчас чувствовала такое возбуждение, что все ее привычки и обыкновения перестали что-либо значить.

Кровать была узкая, это должно было сковывать их, но неожиданно оказалось, что именно это дает такую свободу, какой, может, и не было бы, если бы им не приходилось соединяться, сплетаться в тесноте самым причудливым образом.

Страсть без преград и без стыда – вот что их охватило. Майя, во всяком случае, чувствовала в себе именно это, и это же было сейчас в Арсении, она знала.

Ей не нравилось, что он под нею, это сковывало ее, но он был так настойчив, что она подчинилась его желанию. И как только она сжала коленями его плечи, желание пронзило ее саму – пронзило буквально, так мгновенно и остро, что она вскрикнула. Она не ожидала, что это может произойти так быстро, и ей стало страшно жаль, что все уже кончилось. Вот так, сразу!.. Она чуть не заплакала. Но Арсений потянул ее за руки, заставил наклониться, выгнуться, и она поняла, что ничего не кончилось, все продолжается, и она чувствует его в себе теперь совсем иначе – будоражаще, томительно.

Все это было странно, необычно, и такое новое открывало ей в себе самой, что она отдалась этому открытию полностью, забыв обо всем, что могло бы ее сковывать.

Непонятно, как не развалилась под ними эта то ли кушетка, то ли раскладушка. Оба они не сдерживали себя, и выглядело это, наверное, сокрушительно, но кто же мог видеть их сейчас?..

В абсолютном самозабвении слились они друг с другом и вздрагивали, и трепетали… И замерли наконец без сил.

– Хорошо, что не поехали в отель, – сказал Арсений. – Кровать неудобная, зато от тесноты открылись новые возможности.

Он произнес ровно то, что и Майя понимала, но его слова покоробили ее. Не все она готова была произносить вслух сама или слышать от мужчины.

Майя перекинула через него ногу и встала на пол. Ее прическа снова рассыпалась, все-таки шпильки не были предназначены для таких, в буквальном смысле, потрясений. Они лежали возле кровати, и на одну она даже наступила, уколовшись золотым глазком, которым шпилька была украшена. Это было египетское украшение – Око Уджат.