Героиня мира - [164]

— Тогда их может не хватить на всех.

— Да, но вы вытащили пустышку.

— Вероятно, в этом и заключается мое будущее. — Мне не хотелось, чтобы он случайно заглянул ко мне в душу, я извинилась и спустилась вниз.

Мне стало дурно от вида этого необъятного неба. Уже много дней подряд у меня болела голова, я, не переставая, мучилась от жары, и мне никак не удавалось вздохнуть полной грудью. Я отправилась в туалетную комнату, предоставленную хозяйкой дома в пользование дамам, ополоснула руки и лицо тепловатой тошнотворной жидкостью, заново припудрилась, подкрасила губы и щеки. Хотя солнце уже зашло, неизвестно, насколько растянется вечер.

В гостиной я выпила еще глоток теплого вина, но от его вкуса меня чуть не вывернуло.

По комнатам снова замелькали стайки оживленных гостей. Вошла Сидо и поманила меня к себе. Ее позолоченная рука изогнулась, словно шея лебедя над водой.

— Какая скука, — сказала она, — пойдемте-ка прочь. Оберис не сопровождал ее. Никого из столпов законности и порядка в этом доме не было.

— Сидо… неужели вы уже покидаете нас?

Но едва она сделала шаг к дверям, как все прочие гости метнулись следом.

Мы хлынули толпой на улицу, нас приветствовали прохожие, а некоторые из них указывали друг другу на серебристую женщину, на ее сбегающие по плечам черные волосы.

Теперь, с приходом темноты, жара казалась еще удушливей Загорались уличные фонари, и в еженощном стремлении к самоистреблению к ним тучами слетались мотыльки. Я не разглядела ни одной звезды. Воздух так загустел, что стало невозможно вдохнуть его. Вероятно, лишь это и заставляло меня просыпаться снова и снова, лежа в постели, задыхаясь и хрипя парализованными легкими, когда сон отбрасывал меня прочь, будто я ударялась о стену пропасти? Похожий на сироп ночной воздух…

Две черные лошади рысили по бульвару. То там, то здесь — лица людей, разглядывающих ее блистательный экипаж с гербами Обериса, и вот уже взметнулась чья-то рука, раздался возглас: «Китэ! Китэ!» И вдруг вся улица разразилась криком — а затем снова жаркая тишина, лишь скрип колес да цоканье копыт.

— Это ожидание — проговорила Сидо, разметая перьями веера ночную тьму перед лицом — взмах, другой — и вот наконец проступили, обернувшись бриллиантами, звезды.

Широкую улицу перед зданием суда, в которую мы свернули, плотно забила толпа. Экипаж продвигался с трудом, очень медленно. Мы объехали вокруг квартала, в котором все здания от кровли до фундамента ярко освещали фонари, и оказались на площади за зданием суда. Обычно она выглядела сонной — тенистые деревья, фонтан, а в дальней части скромный храм неведомому божеству. Сегодня ее битком заполнили экипажи. Туда же въехали и мы; теперь ничто на свете не может вызволить нас из толчеи.

— Ох, чем дальше, тем хуже, — сказала Сидо. — От этой жары мы свалимся в обморок. — Она открыла дверцу, ступила на подножку и замерла, словно путеводная звезда, окидывая взглядом округу. Но в народе ее тут же признали. Обращаясь к многослойной толпе, она произнесла повелительным тоном:

— Какие новости?

Это первый залп. Вот-вот произойдет событие, которого все ожидают, и слова Сидо — тому подтверждение. Кто-то крикнул ей:

— Уж если вы не знаете, госпожа, то нам об этом и подавно неизвестно.

Люди добродушно рассмеялись, она им нравилась, потому что приходилась женой одному из предводителей и любовницей другому, и ни для кого это не являлось тайной.

Сидо снова забралась в экипаж.

— До чего же они дерзкие, — сказала она.

Но спокойствие ее не нарушилось. Почти всегда ее реакция казалась поверхностной, а подлинная, весьма целеустремленная жизнь протекала где-то далеко в глубине, как у ящерицы.

Разумеется, я почти ни о чем не знала, все мои представления основывались на том, что мельком прозвучало в оброненных гостями Сидо фразах, на лихорадочном состоянии и вулканическом запахе города, .

Сквозь открытую дверь в экипаж проникало тяжелое дыхание лавообразного воздуха, слышался рокот толпы да порой голоса людей, перекликавшихся друг с другом, сидя по каретам. Пару раз к нам заглянули какие-то господа, желавшие поприветствовать Сидо. Казалось, все пребывают в неизвестности. А запах обитателей Эбондиса по силе не уступал жаре. Аромат помады и духов, который распространяли вокруг себя состоятельные люди, смешивался с чудовищной гнилостной вонью бедноты, еще с полудня теснившейся вокруг здания суда. Пахло и едой, которую продавали уличные торговцы: засахаренными яблоками, луком и сыром, запеченными на шампуре. Мне стало очень плохо и очень спокойно. Уже более месяца я прожила в состоянии такой подавленности, так что в дальнейшем ничего, кроме несчастии, не ожидала. Все прочее перестало существовать. Камни все валились и валились на меня, а я приветливо встречала их появление.

Внезапно все вокруг содрогнулось, прокатился жуткий рокот, и лошади испугались, а пол в карете затрясся. Закричали женщины. Послышался второй громовой раскат, за ним третий. Толпа взревела.

— Пушки крепости, — проговорила Сидо и проворным движением выскользнула обратно на подножку. По небу рассыпались сверкающие брызги, на их фоне проступили очертания ее профиля, выдающегося вперед, как у змеи. Кто-то запустил с крыши ракеты фейерверка.