Героический эпос народов СССР. Том 2 - [2]

Одно повторяет:

"Боже мой милый, сотворитель небесный!

Видно, братья мои здесь из тяжкой неволи бежали,

Меня не забыли, помогали.

Кабы дал мне господь из тяжкой неволи азовской убежать,

Стал бы я своих братьев на старости лет уважать и почитать!"

Но вышли старший брат и середний на ровную равнину,

На степи высокие, на широкие дороги расхожие, —

Не стало терновника и в помине,

И говорит середний брат старшому казачине:

"Давай-ка, брат, с себя зеленые жупаны снимать,

Красную да желтую китайку выдирать,

Пешему брату меньшому в примету оставлять, —

Пусть он, бедный, знает, куда за нами бежать".

А брат старшой ему прегордо отвечает:

"Пристало ли мне, брат,

Свое добро-добычу на клочья рвать,

Чтобы брату меньшому в примету оставлять?

Коли жив-здоров будет,

И сам в земли христианские прибудет".

Но середний брат, милосердный, ему не уступает,

Из своего жупана красную да желтую китайку выдирает,

По дороге стелет-расстилает,

Брату меньшому примету оставляет.

Вот стал брат меньшой, пеший-пехотинец, на равнину выходить,

На степи высокие, на широкие дороги расхожие, —

Глянь — ни тернов, ни яров нет,

Никаких примет.

И тут начал красную китайку да желтую находить:

В руки возьмет,

К сердцу прижмет,

Горестно рыдает,

Слезно повторяет:

"Недаром красная да желтая китайка на дороге валяется, —

Видно, моих братьев уже на свете нет…

То ли их порубали,

То ли стрелами постреляли,

То ли снова в тяжкую неволю угнали!

Кабы я точно знал,

Где их порубали или постреляли,

Я бы в чистом поле их тела сыскал,

В чистом поле закопал,

Зверю-птице пожрать не дал".

3

А тут брату меньшому безводье,

А тут бесхлебье,

Да еще встречный ветер с ног сбивает:

Вот он к Осавур-могиле подходит,

На Осавур-могилу восходит,

Там покойно девять дней отдыхает,

Девять дней чистой водицы с неба ожидает.

Мало ли, много ли он отдыхал,

К нему серые волки подбегают,

Орлы чернокрылые подлетают,

В головах садятся,

Глядят не наглядятся —

Еще при жизни ему поминку справляют.

И сказал он такое:

"Волки серые, орлы чернокрылые,

Гости мои милые!

Хоть немного погодите,

Пока душа казацкая с телом разлучится.

Тогда будете мне изо лба черные очи вынимать,

Белое тело до желтых костей объедать

И камышом укрывать".

Мало ли, много ли он отдыхал…

Уже рукой не взмахнуть,

Ногами не шагнуть,

На ясное небо очами не взглянуть…

На ясное небо взглянул,

Тяжко вздохнул:

Голова моя казацкая!

Бывала ты в землях турецких,

В верах басурманских, —

А теперь довелось на безводье, на бесхлебье погибать.

Девятый день крошки хлеба не вкушаю,

На безводье, на бесхлебье погибаю".

Так он сказал…

То не черная туча налетала,

Не буйные ветры набегали,

Душа казацкая-молодецкая с телом разлучилась.

Тогда серые волки набежали,

Орлы-чернокрыльцы налетали,

В головах садились,

Изо лба черные очи вынимали,

Белое тело до желтых костей объедали,

Желтую кость под зелеными яворами клевали,

Камышом укрывали.

4

А как начали старшой брат да середний к речке Самарке подбегать,

Начала их темная ночка накрывать,

Начал брат старшой середнему толковать:

"Давай, брат, здесь коней распряжем

И попасем.

Тут курганы высокие,

Трава хорошая

И вода погожая.

Станем здесь, подождем,

А как рассветет,

Может, к нам наш пеший-пехотинец подойдет.

Сожаленье у меня к нему большое,

Скину я все свое узорочье дорогое,

Подберу его, пешего, повезу с собой".

"Было бы тебе, брат, его прежде подбирать!

Вот уже девятый день наступил

С той поры, как он хлеб-соль ел,

Воду пил, —

Теперь его уж и на свете нет… "

Тут они коней расседлали, пастись пустили,

Седла под головы подложили,

Ружья в камышах укрыли,

Беспечно спать улеглися,

Утренней зорьки дождалися.

Стала утренняя зорька светиться,

Стали они на коней садиться,

Через речку Самарку в христианские земли уходить, —

Начал старший брат середнему говорить:

"Когда мы, брат, к отцу-матери прибудем,

Что им говорить будем?

Коли станем по правде отвечать —

Проклянут нас тогда и отец и мать:

А коли вздумаем, брат, отцу-матери солгать —

Станет нас господь милосердный и видимо и невидимо карать,

Пожалуй, братец, такое скажем:

Не в одном доме жили,

Не у одного пана в неволе были,

И когда ночной порой из тяжкой неволи побежали,

Мы и его с собой звали:

"Беги, братец, с нами, казаками, из тяжкой неволи!"

А он в ответ такое сказал:

"Бегите вы, братцы,

А мне лучше здесь остаться,

Не сыщу ли здесь себе счастья-доли".

А как помрут отец и мать

И станем мы землю и скотину на две части паевать,

Третий нам не будет мешать".

Пока они так толковали,

Не сизые орлы заклекотали —

Злые турки-янычары из-за кургана напали, —

Постреляли беглецов, порубали,

Коней с добычей назад, в Туретчину, погнали.

Полегла двух братьев голова у речки Самарки,

Третья у Осавур-могилы.

А слава не умрет, не поляжет

Отныне до века!

А вам на многая лета!

Маруся Богуславка

1

Как на черном море,

Да на камне белом,

Там стояла темница-каменица.

А в той темнице бедовало семьсот казаков,

Бедных невольников.

Тридцать лет они уже в неволе изнывали,

Божьего света, солнца праведного в глаза не видали.

И приходит к ним полонянка,

Маруся, поповна Богуславка,

Входит тихими шагами,

Говорит такими словами:

"Ой, казаки, бедные невольники!

Угадайте, какой в нашей земле христианской день нынче?"

Когда бедные невольники это услыхали,

Полонянку,